О событиях сентября-октября 1993 г. написано очень много, в том числе сделаны и многие выводы весьма полезные для нынешнего и будущего этапов нашей борьбы. Однако, ряд совершенно необходимых аспектов анализа до сих пор не только не исчерпан, но порой практически даже не затронут. В этих заметках мы коснемся некоторых характерных проблем, дефектов, “болевых точек” коммунистического движения, которые ярко высветили события 93 года и которые до сих пор так и не получили должной оценки. ТРАГИЧЕСКАЯ НЕХВАТКА БОЛЬШЕВИЗМА Если говорить предельно обобщенно, то основной проблемой был и остается огромный дефицит большевизма во всем облике нашего коммунистического движения. По этому поводу можно произнести тысячи объяснений и “оправданий”, но невозможно не видеть, сколь разительно уступало партии Ленина по своей зрелости и потенциалу то, чем мы располагали в 1993 г. и даже сегодня - при одном и том же возрасте! Прежде всего следует отметить абсолютную - идеологическую, психологическую, организационную - неготовность оппозиции, в том числе и коммунистической, к развернувшимся событиям И это при условии, что в том же 1993 г. уже было жесткое весеннее противостояние, было первомайское побоище, нарастал поток открытых угроз со стороны режима, и чем ближе к осени, тем все более явственно пахло приближающейся грозой. Об этой катастрофической неготовности надо сказать со всей определенностью, ибо в данный момент мы стоим в преддверии подобных, а, возможно, и более серьезных испытаний, однако, наша “готовность” находится все на том же уровне. В чем выразилась иделогическая неготовность? Она выразилась уже в том, что коммунисты спорили - надо ли защищать Дом Советов! Но о чем тут было спорить? Конечно, было ясно, что в основе начавшегося противостояния лежит не столкновение интересов пролетариата и буржуазии, а столкновение интересов так называемой патриотической и открыто компрадорской буржуазии. Было ясно, сколь ничтожно мала в этом столкновении доля пролетарских интересов, сводящаяся к возможности с очень малой вероятностью победы позащищать жалкие остатки Советской власти. И с точки зрения объективно-прагматической можно было доказывать, что коммунистам в этой ситуации следует сидеть по домам. Но в данном случае, как это часто бывает в экстремальных ситуациях, фактор субъективный был значительнее объективного. Могли ли коммунисты сидеть по домам, когда десятки тысяч москвичей и множество приехавших из разных концов не только России, а всего СССР (!), пришли защищать Дом Советов, причем, пришли под Красными флагами?! И если бы коммунисты остались сидеть по домам, то остались ли бы они коммунистами в глазах народа? К сожалению, были и такие, что остались в стороне “по сугубо научным соображениям”, хотя, откровенно говоря, берет сомнение - стоит ли выделять таких “марксистов” из числа людей, просто струсивших? Следует сказать, что этот спор - надо или не надо было защищать Дом Советов - жив и сегодня И это заставляет обратить внимание на следующее парадоксальное обстоятельство. Чрезмерный акцент на “объективное” при забвении “субъективного” приводит к тому, что марксизм подлинный превращается в вульгарный, который не помогает, а, напротив, мешает нашей борьбе. Вдумаемся, например, в такие популярные выражения, как - “объективные экономические законы работают на нас!”, “ветер века дует в наши паруса!”, “все дороги ведут к коммунизму!”. Вроде бы все верно, но если и так все за нас - и законы работают, и ветры дуют, и дороги ведут, - то выходит, что нечего нам перенапрягаться, никакой героизм абсолютно не нужен, все само собой образуется и должна у нас быть одна лишь зюгановская заботушка: ”Лишь бы не было только войны!” Скажем прямо - философия, разлагающая и особенно опасная сегодня, в преддверии новых грозовых событий. Характерный пример. Один из наших “идеологов”, В.Подгузов, в письменной характеристике “глубокомысленно” разносил автора этих строк за стихотворение “Коммунисты, спасите народ!”, утверждая, что этот призыв” не соответствует материалистическому пониманию роли “массы”, классов и партий в историческом процессе”! Комментарии, как говорится, излишни. Но совсем не лишне еще и еще раз подтвердить, что даже при самом сверхматериалистическом понимании исторического процесса коммунистов все-таки следует воспитывать в духе большевистского призыва. Теперь о неготовности психологической и организационной. Почти все время с памятного вечера 21 сентября, когда прозвучал ельцинский Указ N 1400, по глубокую ночь с 3 на 4 октября 1993 г. я провел у Дома Советов и в других местах, непосредственно связанных с его обороной - на баррикадах, воздвигаемых нами у Площади Восстания и у Смоленской площади, в поездах метро с мегафонной агитацией, призывающей людей на защиту Дома Советов, на митинге 3 октября на Октябрской площади, в тот же день на останкинском штурме, а затем в гуще останкинского расстрела. Домой отлучался лишь на редкие часы. Когда с 26 сентября режим наглухо перекрыл доступ к Дому Советов, я все равно проникал туда через заборы, крыши, дыры и т.п. Таким образом, видел и прочувствовал практически все, что происходило в эти 14 дней Коснусь, однако, лишь некоторых характерных моментов. Уже после первомайского побоища следовало понять, что режим непременно развяжет крупное силовое столкновение, и следует срочно начать хотя бы самые необходимые приготовления. Прежде всего это должно было относиться к Московской организвции РКРП. Нужно было срочно выводить на должный уровень дисциплину, отрабатывать системы оповещения, проводить тренировочные сборы и перемещения по учебной тревоге, готовить спецотряды и дружины, поставить конспирацию и пр. Тем более после Указа N 1400 следовало понять, что с 21 сентября мы фактически находимся в состоянии самой настоящей войны, и вести себя следовало так, как положено на войне. Надо было перевести организацию из состояния “клуба по интересам” в состояние мобилизации, а отдельные ее звенья в состояние полной готовности. Но ничего подобного и близко не было. Сказались укоренившиеся традиции любительщины, полное отсутствие дисциплины и какой-либо подготовки к действиям в условиях ЧП. Сказалось и то, что, вопреки давно уже декларируемому стремлению стать партией ленинского типа, мы на деле представляли собой партию сугубо парламентского типа, ориентированную только на действия в правовом поле, партию, у которой газеты, сборы подписей, предвыборная агитация, массовки и прочее - все только разрешенное. Естественно, что в условиях жесткого осеннего столкновения 1993 г., практически означавшего самую настоящую войну, наше состояние исчерпывающе можно было охарактеризовать одним словом - хаос. Кто-то куда-то приходил, кто-то никогда и никуда не приходил. Никогда нельзя было быть уверенным, что в массе народа у Дома Советов найдешь нужного человека, а тем более, что убедишь его делать то, что сейчас нужно. Как организация мы фактически перестали существовать На фоне нашей организационной импотенции завидно было смотреть на баркашовцев, четко выполнявших приказы, вооруженных и действительно представлявших дееспособную команду. При всей их общей малочисленности они смогли сформировать “полк” исключительно из членов РНЕ. Нам же при численности Московской организации около 1200 человек нечего было и мечтать о таком. К ЧЕМУ ЭТО ПРИВОДИТ В те дни одной из важнейших задач было срочное насыщение Москвы листовками, объясняющими политическую ситуацию и призывающими на защиту Дома Советов. Ввиду почти полной потери управляемости Московская организация РКРП за 2 недели обороны так и не наладила выпуск своих листовок, кроме одной с моим стихотворением, заканчивающимся словами - “Нам ли бояться гадов? Нам ли позор терпеть? Товарищи! На баррикады! Родина или смерть!”, которую мы расклеивали в метро, начиная с 1 октября. Но вот, наконец, выпуск листовок наладил Верховный Совет. Казалось бы, эта проблема решена. Но ведь нельзя выдавать агиткомплекты кому попало, ибо практика давно показала, что в этом случае большая часть попадает в руки противника и не доходит до назначения. Поэтому надо было составлять группы расклейщиков из 2-3 человек, из которых хотя бы один должен быть заведомо своим и надежным человеком. И вот стою я у нашей звукоусилительной установки (ЗУ) и непрерывно объявляю: “Товарищи из РКРП и “Трудовой России”, срочно подойдите для получения листовок и инструктажа!” И что же? Просто желающие есть, а вот этих самых “своих и надежных” из РКРП и “Трудовой России” раз-два и обчелся! А между тем они есть, я вижу их в толпе, я вызываю их по именам, но они, увлеченные толкотней и содержательными беседами, не слышат или просто игнорируют мои призывы. Пришлось в конце-концов раздавать кому попало. А если бы речь шла не о листовках, а об автоматах? Увы, было бы то же самое, если не хуже! Конечно, многие понимали, что вот так - одним стоянием - вряд ли можно достичь победы. Но подавляющее большинство было охвачено радостной эйфорией: победа неизбежна и придет очень скоро! Конечно, это поддерживало людей, но вместе с тем способствовало ложному убеждению в том, что от стоящих у Дома Советов ничего особенного и не требуется. Ведь все идет, как по маслу! Верховный Совет утверждает отрешение, затем это делает Съезд, затем законность такого шага подтвержает Конституционный суд И все! Ельцин сдается А если и вздумает сопротивляться, то долго не протянет, ибо вон сколько у нас писем, телеграмм и всяческих обещаний о поддержке. Забывали лишь о том, что у нас только письма и телеграммы, а у Ельцина деньги и, следовательно,танки И этому забыванию, этому расслаблению способствовали не только оптимистические речи депутатов, все еще слепо веровавших в какую-то демократию, но и вышеотмеченные псевдокоммунистические убеждения в том, что и без нашего участия “законы работают, ветры дуют, дороги ведут”, и все это само по себе, якобы, и приведет к победе. Увы! Большинство полагало, что максимум требуемого от них заключается лишь в том, чтобы стоять в наэлектризованной высокими чувствами толпе. Многие формулировали более жестко, и это стало своего рода лозунгом: "Стоять насмерть!” Но все-таки именно стоять, а не действовать!. Поразительный стереотип поведения, укоренившийся в массе советских людей со времен хрущевско-брежневской КПСС: СТОЯТЬ! Я прорезал толпу во всех направлениях, призывал через мегафон: ”Товарищи! НАДО ДЕЙСТВОВАТЬ! Срочно подходите для образования групп для сооружения баррикад, формирования отрядов обороны, расклейки листовок, агитации в метро!” Кое-что удавалось наладить, но в основном приходилось читать в глазах людей эдакое “коллективистское” желание: Стальным СТОЛБОМ, СТЕНОЙ навеки Интересно, что большинство коммунистов, считая события сентября-октября 1993 г. восстанием, тем не менее предпочитали не тактику активного действия, а “тактику” пассивного ожидания, убеждая себя, что “все само собой образуется”. А ведь коммунисты лучше других должны были знать, как относились к восстанию Маркс и Энгельс: “Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и переходить в наступление. Оборона есть смерть всякого вооруженного восстания. Надо захватить противника врасплох, пока его войска еще разрознены, надо ежедневно добиваться новых, хотя бы небольших, успехов, надо удерживать моральный перевес, надо привлекать к себе колеблющиеся элементы, которые всегда пойдут за более сильным, одним словом, смелость, смелость и еще раз смелость”. (“Революция и контрреволюция в Германии”) К сожалению, в реальной обстановке восстания 93-го года настроения пацифистские, а то и просто обывательские, преобладали настолько, что практически всякий понимавший, что пассивное выжидание ведет к гибели, и потому призывавший к действию, к наступлению, немедленно получал кличку провокатора. Разумеется, начинали доказывать, что еще нет революционной ситуации, а потому нельзя подталкивать события и провоцировать ярость властей. “Ждать революционной ситуации” - вот одна из самых любимых песен меньшевизма! Но разве задача коммунистов может сводиться к тому, чтобы просто ждать? Нет, задача коммунистов должна состоять в том, чтобы приближать революционную ситуацию, ускорять ее развитие и делать все возможное для обеспечения готовности к ней. При этом следует понимать, что революция приближается, ускоряется, углубляется именно тем, что вызывает ярость контрреволюции! Недаром Ленин отмечал, как одно из глубочайших положений Маркса, что “революция идет вперед тем, что создает сплоченную и крепкую контрреволюцию, т.е. заставляет врага прибегать ко все более крайним средствам защиты и вырабатывает таким образом все более могучие средства нападения”. (К.Маркс “Классовая борьба во Франции”) Вот блестящий пример диалектической логики, по сей день недоступной меньшевизму! Один характернейший эпизод, произошедший у той же нашей звукоусилительной установки, не забуду никогда. 23 сентября стало известно, что на Съезде народных депутатов обеспечен кворум и в 22 часа начнется первое заседание, на котором Ельцин должен быть отрешен от должности президента. На площади перед Домом Советов задолго до начала этого заседания кипел многотысячный митинг, с балкона выступали народные депутаты, лидеры партий и общественных организаций, страстно убеждая людей в том, в чем те и без того были достаточно убеждены: Ельцина надо отрешить! Около 19 часов Председатель Союза офицеров Станислав Терехов обратился ко мне с просьбой ровно через час озвучить на площади сногсшибательное объявление о том, что “в эти минуты группа Союза офицеров штурмом взяла Штаб Объединенных вооруженных сил СНГ и просит часть участников митинга срочно переместиться для оказания поддержки в район штаба у метро “Сокол”. У меня сразу возникают вопросы: - Как это вы возьмете штаб!? Какими силами? - Сейчас не время и не место это обсуждать У меня каждая минута на счету Возьмем штаб. Все подготовлено! Прошу поверить и поддержать! - Руцкой и Ачалов в курсе? - Конечно, в курсе! Ну, договорились? Объявите ровно в 20 часов! - А Хасбулатов знает? - Да, пошел он. Ну, решено? Время же идет! - А если не возьмете? Как же можно объявлять! - Да, пойми же - так нужно! Возьмем. Не тяни! Давно уже работая с большими массами людей, я прекрасно понимал, какие бурные сцены разыграются здесь через час: после слов - “группа Союза офицеров штурмом взяла” будет громовое “ура!”, а после - “срочно переместиться в район штаба для оказания помощи” меня объявят провокатором, агентом ЦРУ, сионистом и полезут в драку. Ясно, что будет нужна поддержка. Быстро нашел и привел Анпилова. Еще раз кратко обсудили. Анпилов согласен. Прошу его за 10 минут до объявления быть рядом со мной у ЗУ. Потребовал так же от Терехова, чтобы за 10 минут до объявления рядом был представитель Союза офицеров для подтверждения, что объявление мне действительно поручил сделать Союз офицеров, и для того, чтобы проводить людей к Штабу. Договорились, и Терехов убежал. Я стал готовиться к сообщению. Прежде всего надо было решить вопрос о том, как сделать, чтобы объявление было услышано всеми. Ведь шел митинг и люди были настроены только на то, чтобы слушать ораторов, выступавших с балкона Дома Советов. Эту проблему решил достаточно просто. Подготовил людей тем, что через каждые 10 минут с ЗУ стал подавать голосом до боли знакомые по военным временам позывные (“Широка страна моя родная!”), а затем “голосом Левитана” торжественно объявлял: ”Внимание! Говорит Москва! Слушайте все! В 1 часов по московскому времени будет передано важное сообщение!” Заинтриговал. Далее надо было подумать об элементарной безопасности. Стал периодически через ЗУ призывать: “Товарищи - члены РКРП и “Трудовой России” - срочно подойдите к установке! Нужна ваша помощь”. И опять все та же знакомая картина: мои призывы - словно глас вопиющего в пустыне. Наконец, где-то за 15 минут до “часа икс” удалось вытащить из толпы пятерых наших и трех незнакомых. Мы быстро окружили ЗУ квадратом из легких перегородок, и я расставил людей равномерно по его внутреннему периметру. На всякий случай нашел и положил в центре хороший дубовый дрын. Проинструктировал товарищей, без утайки предупредив, что на этом месте возможно будет целое сражение. Вблизи 20 часов подошел Анпилов. Представитель Союза офицеров, по-видимому благоразумно решив не рисковать, так и не появился. И вот, наконец, после особо торжественных позывных я “голосом Левитана” объявляю: “Внимание! Говорит Москва! Слушайте все! Передаем важное сообщение. Товарищи! В эти минуты группа Союза офицеров штурмом взяла Штаб Объединенных вооруженных сил СНГ!” Площадь взрывается могучим “Ура!”, а я после краткой паузы продолжаю: “Это дает возможность передать всем воинским частям приказ о немедленной вооруженной поддержке Съезда народных депутатов и защите нашей Конституции”. После этих слов крики “Ура!” подобно громовым раскатам многократно сотрясают площадь. Я вижу радостные лица. Люди обнимают друг друга. У некоторых на глазах слезы счастья. И что ж тут удивительного! Как не радоваться, если кто-то очень храбрый, рискуя собой, успешно делает за людей важное дело, а от них только-то и требуется что кричать “Ура”? Но дальше - самое главное и самое неприятное. Я объявляю: ”Дорогие товарищи! Союз офицеров просит часть участников митинга срочно переместиться для оказания поддержки в район штаба у метро “Сокол”. Следует небольшая пауза, затем в толпе возникает какой-то невнятный гул, он нарастает, и вот уже совершенно отчетливо слышны те самые гневные слова, которых я ожидал: ”Это - провокатор! Товарищи! Я его знаю! Это агент ЦРУ! Сионист! Я его видел у американского посольства!” И вот после двух - трех минут абстрактных проклятияй уже выкрикивается и руководство к действию: ”Бить его! Бей провокатора!” Наиболее возбужденные - те самые, что только что громче всех кричали “Ура!”, расталкивая более спокойных, начинают рваться к ЗУ. Я вскакиваю на загородку и кричу, что прозвучавшее сообщение передано по просьбе Союза офицеров, что надо не демонстрировать свою ярость, а помогать товарищам у штаба. Но все бесполезно! Передаю микрофон Анпилову, надеясь на его авторитет. Анпилов говорит убедительно, но вновь все бесполезно. А между тем нас уже окружили какие-то совершенно озверевшие личности. Заблаговременно подготовленная мною восьмерка еле сдерживала их натиск. Вот уже двоим из них врезали по голове. Со всех сторон делаются попытки перелезть через загородки. В меня летят камни. Какой-то двухметровый жлоб вдруг дотягивается до моего плеча и рвет на себя. Еле-еле вырываюсь и вижу: то тут, то там уже пошла драка. Еще минута нерешительности и от нас останется мокрое место. Двухметровый уже перекинул ногу через загородку, слева от меня перелезают еще двое, за спиной началась свалка. Все! Хватит! Жлобу удар в челюсть, затем добавка ногой. Падает Отдыхает. Еле успеваю схватить свой дубовый дрын и глушу тех двоих, затем, обегая вдоль загородки, обслуживаю этим же дрыном какого-то агрессивного полковника. Спрашиваю, нет ли еще желающих отдохнуть? Желающих уже нет, и, хотя масса вокруг еще не остыла, хотя издали еще доносятся возгласы - “провокатор!” и даже - “бей его!”, но это уже не страшно. Победа на данном “пятачке” была одержана. В том числе, несмотря на только что описанное безобразие, удалось направить изрядное количество людей на поддержку Терехова. ЧЕМУ НАС УЧИЛ ЛЕНИН Разумеется, описание этой безобразной сцены вызовет злорадные улыбки у многих наших меньшевиствующих “теоретиков”. “Не надо было соглашаться на эту авантюру. Партизанщина и террор до добра не доведут!” - скажут они и заученно добавят какую-нибудь глупость вроде того, что надо было дожидаться пока “объективные законы” приведут к всеобщей политической стачке. К сожалению, эти “теоретики”, привыкшие рассчитывать лишь на “объективные законы”, так боятся всякой живой борьбы и так сами себя запугали “партизанщиной”, “анархизмом”, “бланкизмом”, “террором” и пр., что уже не в состоянии понять, что эта “партизанщина” и прочие “ужасы” как раз и вызываются всегда объективной действительностью, а именно, с одной стороны, невыносимыми условиями жизни, с другой, бездействием или просто отсутствием настоящей армии (в данном случае - ленинской партии), которая должна взять на себя организацию победы над этой действительностью. Так было и в данном случае, когда, вследствие отсутствия дееспособной революционной организации, бремя тяжелейшей борьбы оказалось возложенным на неорганизованную толпу и энтузиазм отдельных личностей Думаю, что сегодня чрезвычайно поучительно обратиться к тому, как с ортодоксально большевистских позиций подходил к данной проблеме Ленин: “Обычная оценка рассматриваемой борьбы сводится к следующему: это - анархизм, бланкизм, старый террор, действия оторванных от масс одиночек, деморализующие рабочих, отталкивающие от них широкие круги населения, дезорганизующие движение, вредящие революции. Примеры, подтверждающие эту оценку, легко подыскиваются из сообщаемых каждый день в газетах событий. Но доказательны ли эти примеры? Дезорганизуют движение не партизанские действия, а слабость партии не умеющей взять в руки эти действия. А борьба тем не менее идет. Ее вызывают могучие экономические и политические причины. Мы не в силах устранить эти причины и устранить этой борьбы. Наши жалобы на партизанскую борьбу это жалобы на нашу партийную слабость в деле восстания. Деморализует не партизанская война, а неорганизованность, беспорядочность, беспартийность партизанских выступлений. Марксист стоит на почве классовой войны, а не социального мира. Всякое моральное осуждение ее совершенно недопустимо с точки зрения марксизма. В эпоху гражданской войны идеалом партии пролетариата является воюющая партия. Во имя принципов марксизма мы безусловно требуем, чтобы от анализа условий гражданской войны не отделывались избитыми и шаблонными фразами об анархизме, бланкизме, терроризме, чтобы бессмысленные приемы партизанских действийне выдвигались как пугало вопросу о самом участии с-д в партизанской войне вообще. К ссылкам на дезорганизацию движения партизанской войной надо относиться критически. Всякая новая форма борьбы, сопряженная с новыми опасностями и новыми жертвами, неизбежно “дезорганизует” неподготовленные к этой новой форме борьбы организации. Я понимаю, что мы в силу слабости и неподготовленности нашей организации можем отказаться на данной местности и в данный момент от партийного руководства этой стихийной борьбой. Но когда я вижу у теоретика или публициста социал-демократии не чувство печали по поводу этой неподготовленности, а горделивое самодовольство и нарциссовски-восхищенное повторение заученных в ранней молодости фраз об анархизме, бланкизме, терроризме, тогда мне становится обидно за унижение самой революционной в мире доктрины. (“Партизанская война”) Не могу не отметить, что последняя фраза в этой решительной отповеди теоретизирующим меньшевикам помимо прочего восхищает еще и подлинно художественным предвидением, ибо дает изумительно точный портрет небезызвестного московского “теоретика”, убеждающего, что вообще сначала надо победить в теоретической борьбе К сожалению, победа у Штаба Объединенных вооруженных сил СНГ не состоялась. Терехов был арестован и попал в лефортовскую тюрьму. И, конечно же, великое множество “знатоков” стало на этом “основании” твердить, что Терехов - провокатор. Поразительное явление: практически каждый, призывающий к действиям, каждый, ищущий возможность действовать, - сегодня объявляется провокатором! Почему? Ответ на этот вопрос можно найти в аналогии между предреволюционными годами ленинской партии и нашим, тоже предреволюционным, временем. В такие времена совершенно неизбежно происходит разделение коммунистического движения на два лагеря и борьба революционного большевизма с трусливо виляющим меньшевизмом, который, заходясь от страха перед революцией, обвиняет большевизм в провокаторстве. Вот и сегодня наиболее общей причиной идиотских обвинений наиболее активных товарищей в провокаторстве является отсутствие у великого множества наших “борцов” того стремления к активному преобразованию действительности, которое отличает большевизм - его дух, его идеологию и психологию. Это отсутствие духа, идеологии и психологии большевизма и есть меньшевизм С этим связано и отсутствие стремления к глубокому познанию действительности, удовлетворенность простейшими обывательскими трактовками событий и поступков людей Вот и получается очень странная картина: все, кто сидели или сидят в ельцинских застенках - Терехов, Анпилов, Губкин и проч, - это, якобы, провокаторы, а те, что на свободе гоняют чаи с лимончиком и палец о палец не ударяют, те - молодцы и отважные бойцы. Нет! Неверно это. Даже глубоко неуважаемого мною Руцкого только на основании того, что он так губительно послал людей на штурм Останкино, нет оснований считать провокатором. Вина Руцкого в другом - в его преступной нерешительности в сентябре, когда Ельцин еще не имел в своем распоряжении негодяев, согласных стрелять в народ, а он, Руцкой, мог дать приказ верным частям выступить в защиту Конституции, но с чисто меньшевистской трусостью не решился на это Совсем иным был ленинский, большевистский, подход к таким ситуациям: “нет ничего более близорукого, как подхваченный всеми оппортунистами взгляд Плеханова, что нечего было начинать несвоевременную стачку, что “не нужно было браться за оружие”. Напротив, нужно было более решительно, энергично и наступательно браться за оружие, нужно было разъяснять массам необходимость бесстрашной и беспощадной вооруженной борьбы Скрывать от масс необходимость отчаянной, кровавой, истребительной войны, значит обманывать и себя, и народ. Не пассивность должны проповедовать мы, не простое “ожидание” того, когда “перейдет” войско, - нет, мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц и самой энергичной борьбы за колеблющееся войско”. (“Уроки Московского восстания”) Московское восстание 1993 г. окончилось закономерным поражением потому, что им руководили колеблющиеся между решительной борьбой и соглашательством люди, в конечном итоге выражающие интересы буржуазии. Но, справедливо критикуя других, коммунисты должны столь же критически оценивать и самих себя. И в этой связи следует признать, что, как в 1993 г., так и сегодня, мы все еще не готовы для того, чтобы обеспечить руководство масштабным столкновением с режимом. Одной из причин этого являются рецидивы меньшевизма в нашей среде, который делает все возможное, чтобы лишь имитировать революционную деятельность, подменять революцию потоком резолюций, не допустить создания коммунистической партии подлинно ленинского типа. Меньшевизм всячески фальсифицирует историю революционной борьбы, препятствует изучению и использованию ее опыта Но этот опыт, пусть даже горький опыт поражений, является нашим достоянием, и мы должны делать все необходимые выводы из его уроков. Этому учил нас Ленин: "Мы должны собирать опыт московского, донецкого, ростовского и других восстаний, распространять этот опыт, готовить упорно и терпеливо новые боевые силы, обучать и закалять их на ряде партизанских боевых выступлений. Новый взрыв, может быть, и не наступит еще весной, но он идет, он, по всей вероятности, не слишком далек. Мы должны встретить его вооруженными, организованными по-военному, способными к решительным наступательным действиям." (“Современное положение России и тактика рабочей партии”) Б.М.ГУНЬКО |
Опубликовано в газете "Дуэль" N39 1999 г. Скопировано с сайта Газета "Дуэль" |
В оглавление библиотеки | В оглавление раздела |
Октябрьское восстание 1993 года 1993.sovnarkom.ru |