Человек,который соглашается

повиноваться несправедливым

законам и позволяет, чтобы

по земле, на которой он родился,

ходили люди, оскорбляющие ее,

- это нечестный человек.

Хосе Марти

Прошло три года. Три года с тех дней, когда у баррикад на площади Свободной России горели наши костры.

Наши мертвые стали частью земли, за которую они сражались и погибли, отдав ей самое дорогое, что имели - свои жизни и свою любовь.

Немногим из них выпало иметь могилы, на которые приходят, те кто любил их живыми и продолжает помнить и любить даже мертвыми. Остальные - сожжены "неопознанными" в печах крематориев, остальные - "пропали без вести" в тайных рвах и торфяных болотах. И один памятник на всех - Крест на Казачьей Заставе, где на рассвете 4 октября полегли под пулями первые защитники баррикад.

Но разве для нас они умерли?

Кто сказал, что вы погибли?

Вместе с нами вы в сраженьях.

Вы в крови живете нашей,

Как ручьи, что живы в реках,

Как живет в сердцах надежда,

Как над Родиною солнце...

Человек жив до тех пор, пока о нем помнят.

Что осталось живым? Не только память о мертвых. Живым осталось много больше - их Долг. Тот Долг, выполняя который и пали наши товарищи. Долг перед Родиной и народом, Долг перед памятью павших и собственной совестью. Долг, который сегодня, три года спустя, нами все еще не исполнен.

Тогда, три года назад, именно он, этот Долг, привел нас на Площадь, которая на две недели стала подлинной Площадью Свободной России, ибо была в те дни единственным местом в стране, на которое не распространялась власть негодяев и преступников, ложью и подлостью эту власть захвативших. Негодяев, в конце заливших кровью и эту последнюю частицу Свободной России, негодяев, и по сей день заливающих кровью нашу Родину, разорванную ими на части.

Площадь Свободной России, осень 1993-го...

Какими были они, ее солдаты?

Великий кубинец Хосе Марти сказал однажды: "Есть много людей, живущих в довольстве, хотя они и лишены достоинства. Но в мире должно существовать некоторое количество достоинства, как и некоторое количество света. Если есть много людей без достоинства, то всегда найдутся другие, пусть немногие, но с достоинством многих людей. И они бесстрашно поднимаются против тех, кто отнимает у народов свободу, а значит и достоинство. В этих людях воплощаются тысячи, весь народ, само человеческое достоинство".

...Немногие, но с достоинством многих.

Да, нас было немного. Не надо врать самим себе про полмиллиона восставших. Если бы нас было хотя бы сто пятьдесят тысяч! Все было бы иначе. Но нас было лишь тридцать тысяч и один автомат на сто бойцов...

Площадь Свободной России. Почему мы пришли?

Мы смолчали, мы не вышли на улицы в августе 1991-го - и преступники захватили власть. Мы смолчали, мы снова не вышли на улицы в декабре того же 1991-го - и эти преступники разорвали на части нашу Родину, предавши и обративши в прах все труды и жертвы десятков поколений наших предков, тружеников и солдат. А еще месяц спустя они вздернули на дыбу своих "реформ" то, что еще оставалось от России.

Но смирились не все.

Мы - солдаты, преданные командирами,

изменившими Знамени и Присяге,

позабывшими о Долге и Чести,

разорвавшими Родину на куски,

чтобы властвовать.

Но они позабыли о том,

что солдаты мы, а не солдатки,

и указы их могут стереть

нашу Родину с карт,

но, покуда мы живы, -

в нашем сердце хранится она

и кто знает,

надолго ли хватит терпения

нашим винтовкам!

У нас не было винтовок. Но 21 сентября 1993-го мы пришли на Площадь Свободной России. Те, кто понял, что если мы снова смолчим и останемся дома, то потеряем последнее, что еще осталось от нашей Родины, потеряем право смотреть в глаза своим детям, потеряем достоинство. Те, чьи сердца давно уже ждали этого часа.

Во имя гарнизона баррикады у подножия памятника героям 1905 года сказали, "Мы здесь не ради Руцкого и Хасбулатова, и не ради депутатов, среди которых, дай бог, два-три десятка настоящих людей. Ведь именно на них - немалая часть вины за все то, что сотворили с Россией. Но есть еще наша Родина, наш народ и Советская власть. И это ради них мы здесь, на баррикадах - чтобы Родина наша не была колонией, а народ - рабом, и чтобы закон был Законом для всех - от последнего бомжа до президента".

Да, Закон. Это важно понять. Мы не просто пришли, чтобы драться, это не был "мятеж", как о том говорят "победители". Мы пришли, защищая закон, чтобы встать на пути у преступников, сделав то, что должны были сделать другие - те, в погонах, кто в эти дни в третий раз позабыл о Присяге, предавая народ, который, столько лет ничего для них не жалея, вручил им оружие, чтобы они защищали его. Но они предали, почти все, и тогда пришли мы.

- Быть может, мы погибнем, - сказал один из нас, - но никто не скажет, что мы остались дома, когда судьба страны зависела от каждого.

Кто мы были?

3 октября на Садовом кольце в наш идущий в Останкино грузовик ухитрился залезть на ходу журналист.

- Здорово, ребята! Я из ИТАР-ТАСС. Скажите мне - кто вы? А то все твердят, что одни только люмпены и бомжи!

Общий смех был ответом. Да, мы били одеты невзрачно, в старье - ну а как еще одеваться тому, кто идет ночевать у костра, под дождем, чтобы драться, быть может, и ползти по грязи под пулями?

- Ну так кто вы, ребята?

- Инженер! - прозвучал ответ.

- Рабочий! - последовал второй.

- Студент!

- Конструктор!

- Художник!

- Преподаватель!

- Рабочий!

- Учащийся!...

Вот это и были - мы.

Кто мы били? Тоскующие о прошлом старики, как кричали с экранов и желтых газетных страниц?

Нет. Взгляните на списки погибших - сколько там молодых. Большинство! И даже те, чьи головы давно уже были седыми - были молодыми, ибо молодость - это не только возраст, это состояние души человека, и как в двадцать лет можно быть стариком, так и в семьдесят можно остаться мальчишкой.

Откуда мы были?

Советский Союз был нашим адресом. И не было такой его республики, откуда не пришел бы на Площадь хотя бы один человек. Мы снова были вместе, были едины. Те, кто покинул свой дом и семью 21 сентября, услышав указ N1400, и преданные верховным командованием бойцы прибалтийских ОМОНов. Беженцы, испытавшие на себе чье-то "национальное возрождение", и те, кто с оружием в руках отстоял Приднестровье. Мы были едины и алое знамя Родины развевалось над нами, рядом с имперским и андреевским флагами - знаменами славы ее прошлых веков.

Площадь Свободной России. Осень 1993-го.

Какими они были, ее солдаты?

"Оголтелые экстремисты, готовые утопить в крови всю страну!" - кричали "независимые" газеты и телевидение. Но кричать такое мог лишь тот, кто независим и свободен только от одного - от совести. Один из тех, кому довелось в те дни иметь в руках автомат, профессиональный военный, рассказывал, как 4 октября долго смотрел через прицел на трех спецназовцев, занимающих позицию для стрельбы на склоне холма у стены стадиона - там, где сейчас стоит памятный знак на том месте, где БТРы штурмующих расстреливали палатки со спящими безоружными людьми. Он смотрел на этих троих через Площадь, уже заваленную трупами - и не хотел, не мог в них стрелять, только губы шептали: "Дурачье, дурачье"!... В конце концов выстрелил его товарищ - всадил очередь в землю перед носом у этих троих. Те поняли. И ушли.

Да, в те дни мы узнали, кто есть кто.

3 октября, когда мы врукопашную пробивались по Садовому кольцу к Дому Советов, ни один раненный боец МВД не был нами оставлен без помощи - и это несмотря на то побоище, которое они за день до этого учинили на Смоленской площади. Несмотря на то, что на Красной Пресне уже были забиты насмерть несколько наших товарищей.

И никто не расправился с теми солдатами, что сдались во взятом нами здании мэрии - и это после того, как огнем оттуда несколько человек среди нас были убиты и ранены.

А потом было Останкино. И мы видели, как солдаты "Витязя" огнем из окон одного за другим добивали раненых, лежавших перед телецентром. Видели и ничего не могли сделать... Именно поэтому и был подожжен нами угол здания АСК-3 - мы надеялись, что пожар, быть может, выкурит этих убийц...

И было 4 октября. И мы знаем теперь, что стало со многими из наших раненых и пленных. Знаем о расстрелах без следствия и суда во дворах и на стадионе. Знаем, что некоторые из тех, кто уже был доставлен в больницы с не смертельными пулевыми ранениями, были позже найдены в моргах, добитые выстрелами в упор и холодным оружием.

Вы, присяжные гуманисты и штатные радетели о правах человека, набравшие в те дни воды в рот! Ответьте - что надо было сделать с раненной в Останкино в ноги и уже после добитой где-то выстрелами в грудь и затылок девятнадцатилетней девчонкой, чтобы потом, в морге, ее девятнадцатилетнюю, записали: седая женщина сорока пяти лет?! Что ж вы молчите?

"Кровавые экстремисты!" - кричали они о нас.

Ложь. Люди с Площади - это были Солдаты. Солдаты России. Тот, кто видел, как они сражались, не забудет этого никогда.

Как 2 октября они впервые ответили ударом на удар ОМОНа и погнали его.

Как 3 октября, безоружные, шли на дубинки и водометы, сквозь газ, сметая заслоны на Крымском мосту и на Зубовской, на Смоленской площади и на Пресне, штурмовали мэрию, откуда в них летели пули.

Как в Останкино, по-прежнему безоружные, шли на пулеметы, толкая перед собою грузовики, как щиты, а потом три часа, до получения приказа на отход, продержались в прошитой свинцом роще у телецентра.

Как 4 октября под огнем снайперов, пулеметов и пушек отстаивали каждую лестницу, каждый коридор в Доме Советов.

Как пятьдесят бойцов, отказавшись сдаваться, прорвались из этого Дома, без единого выстрела пройдя сквозь строй штурмующих, струсивших от одного вида этих солдат.

Как те, кто отказался сложить оружие и уйти из Дома, повязали головы черными повязками смертников и ушли в охваченную уже пламенем башню, где погибли, но не сдались.

Любая страна, любая армия мира могли бы гордиться такими Солдатами, такими Людьми.

- А ведь вас предавали, - напомнят нам.

Да, предавали. И не только армия. Для части тех, кто сидел у нас за спиной, все это была лишь Большая Игра. И мы знали это, как знали и то, что нас они боятся, быть может, не меньше, чем наших врагов, и при случае могут ударить нам в спину.

Но для нас за спиною были не только они - была Родина. И там, где для них была только Игра - там наша любовь, наша боль, наша кровь - были настоящими. И сделанное нашими товарищами, нашими мертвыми - стало Историей.

- Но ведь вы были разбиты, - скажут нам. - Так чего вы добились, для чего были жертвы?

Да, мы были разбиты. Но никто из наших товарищей, наших братьев не погиб напрасно.

Мы заставили каждого показать, кто он есть. Кровь смыла все маски и гримы, и навсегда осталась на руках палачей и на лбу у всех, кто их вдохновлял на убийства и аплодировал им.

Мы показали всем, что даже тогда, когда казалось бы, уже весь народ ложью, подкупом, силой превращен в бессловесное стадо, утратившее человеческое достоинство - все же найдутся люди, пусть немногие, но с достоинством многих, которые скажут свое "Нет!" преступлению, даже если это будет стоить им жизни.

Мы показали, что в России все еще есть не только брулевичи и русаковы, готовые за деньги расстреливать безоружных из танковых пушек, но и Игорь Остапенко, предпочетший смерть измене Родине и Присяге. Что есть не только рябовы и починки, готовые продать всех и вся за деньги и теплые кресла, но и такие, как Толя Калинин, - один из тех, кто до последнего патрона сражался в башне Дома Советов в ночь на 5 октября, считая, что лучше пасть в бою, чем жить в ярме.

"Родина жива до тех пор, пока у нее есть сыновья, которые ее любят" - сказал много лет назад человек, отдавший жизнь за свободу своей страны. И те, кто пришел на Площадь Свободной России, показали: Россия жива! У нее есть сыновья, любящие ее, и жив в ней дух тех, кто уже много веков никогда и никому не покорялся.

Когда на рассвете 25 сентября на баррикаду, где мы тогда ждали штурма, пришел священник, чтобы благословить нас, мы - почти сплошь закоренелые атеисты - стояли перед ним по стойке "смирно" и никто не сказал ему "Уходи!". Потому, что каждый из нас вспомнил в тот миг слова Александра Невского - "Не в силе Бог, а в Правде!". И, значит, все было правильно.

- Вы сражались за Россию, за народ, - скажут нам, - но народ - он безмолвствовал, он остался дома. Ему не нужна была ваша жертва...

Да, так было. В Останкино, под прошитым трассирующими пулями небом, стоило обернуться - и вот они светились, сотни окон, за которыми были те, кому было наплевать, за что мы сражались и умирали.

Да, народ может быть и таким. И все равно - стоило и стоит за него сражаться. Именно поэтому - нужно сражаться. Чтобы возвратить народу Достоинство, отнятое у него преступниками, его палачами. Чтобы люди снова стали Людьми - нужно сражаться. Потому что другого народа, как и другой Родины, у нас нет и не будет.

Поэтому мы вышли под Красным знаменем на Октябрьскую площадь 7 ноября 1991 года, когда Советское правительство уже было в тюрьме, а компартия - под запретом, и никто из нас не знал, где и чем может кончиться для нас этот март.

Поэтому мы шли под дубинками на Тверской и Проспекте Мира в 1992-м.

Поэтому мы сражались на Ленинском проспекте 1 мая 1993-го.

Поэтому мы пришли на Площадь Свободной России в ту осень три года назад.

И если нам снова придется выбирать - наш выбор будет все тот же, лучше пасть в бою, чем жить в ярме.

Мы,

пропахшие дымом баррикадных костров,

уцелевшие чудом в огне,

где сгорели товарищи наши,

говорим вам, убийцы:

Вы надеялись нас запугать?

Вы ошиблись:

не страх,

а холодную ярость

и готовность к восстанию

вы породили в сердцах.

Ну а мертвые...

Время придет

и они

еще стиснут железные пальцы

на горле убийц и предателей

в тот День,

когда мы вернем нашей Родине

ее Имя и Знамя.

Павшим за Родину - вечная слава и память. А живым остается их Долг. Ныне, присно и во веки веков:

КТО НЕ СМИРИЛСЯ - ТОТ НЕ ПОБЕЖДЕН.