Елена Алекова (болгарская поэтесса)   1 Над городом солнце восходит, и холодные огни Останкина сверкают снова. Люди идут, и хрупкие старухи снова по тротуарам спотыкаются - печальные и замкнутые, как всегда. И не можешь, не можешь ты узнать, из них какая после избиенья сына потеряла или внука, или свою надежду потеряла навсегда в руинах Дома... (Ещё вчера был белым этот Дом) Старухи спотыкаются, и страшно им, опять они боятся умереть, из-за того, что нет у них на похороны денег. Восходит солнце. И горят останкинские огни - бессмысленно... Или торжественно... горят... А может быть, в ночи, обнявшей землю, мерцают души убиенных, и светятся они над миром, которому никак не хочется понять и вспомнить, что "Мёртвый нам не враг". 2 В метро мальчишки возбуждённо вытаскивают из карманов гильзы (нашли они их во дворах), о чём-то спорят и кричат. Молчат мужчины. Тайком их жёны плачут, а в общем - готовят ужин, бегут по магазинам, обсуждают квартальные истории, курс доллара, зарплаты... В зале Чайковского сегодня - Малер... А по дорогам - танки, как будто безопасные вполне: их пушки больше не стреляют в людей с оружием и... без оружия. Ночные облавы. Дорог блокада. Проверка документов и выясненье личности. И парни в чёрном до глаз, в касках, с автоматами и пьяные - от крови и от водки... И мёртвый, и живой с ним рядом, наверное, сегодня нам не враг. 3 А люди в ту ночь умирали. Или дрожали по домам и ожидали, не зная ничего... Что можно сделать против танков голыми руками? И Си-Эн-Эн в ту ночь снимало великое событие с трёх, говорят, сторон. И жадный, как всегда, до хлеба и до зрелищ мир репортажи жуткие глотал. Танки - против дрожащих рук. Ареной город был в ту ночь. И гладиаторы - без права защищаться - в ту ночь умирали в бетонных руинах Дома, ополчившего против бэтээров белые стены свои. И, мёртвые, не были страшны гладиаторы, но те, кто были в ложах - по-прежнему боялись погибших. Но как летели тихо к небесам в ту ночь и как нездешние сияли души убиенных - объективы Си-Эн-Эн не засекли. И не увидел их никто. 4 Как долго вечереет над Москвой, как медлит нынче солнце. Похоже, боится день, и жизнь сама боится, как дети боятся ночи, чтоб не повторилось... И после - чтобы не был кровавым день, площади, улицы. Были дома. Был ужин. Вдруг - кровь в зареве солнца. Вдруг - канонада, вдруг - трупы на асфальте и танки. Незачем было обмынывать мальчика. - Палят! Убитые! - он смотрел... И никак не кончалась та ночь, и утро не приходило... Какие-то победители-зрители несколько дней в телевизоре машут руками. - Смерть! Смерть! Их бы давно пора... Они получили своё... Как будто они поняли (сытые победители), что победа - на стороне мёртвых, и у мёртвых есть право - молчать. И медленно, медленно падает ночь над расстрелянным городом. И долго не поднимается. 5 В бескрайности равнин и неба, где физика перерастает в метафизику, и журавли, быть может, вестники того или... этого мира, и редкие берёзки, хрупко начертанные на горизонте в вечереющее мгновенье... Как будто растут из костей героев, остановивших некогда телами нашествие врагов. О, тёмные нашествия, упавшие в метафизические бездны этой невероятной, сказочной земли, чьи мальчики так рано становятся мужчинами и рано умирают...