ЧАСТЬ 5. ПОСЛЕОКТЯБРЬСКИЙ РЕЖИМ: НАСТОЯЩЕЕ И БУДУЩЕЕ

Значение политического конфликта сентября-октября 1993 года, завершившегося расстрелом российского парламента, не исчерпывается только событиями этого периода. Конфликт изменил политическое лицо России, структуру власти, настроения в обществе...

5.1. Выборы и референдум 12 декабря 1993 года

Чтобы придать видимость законности государственному перевороту 21 сентября 1993 года, Ельцин принял решение, во-первых, закрепить его результаты принятием новой Конституции и, во-вторых, провести обещанные на 12 декабря парламентские выборы. Тем самым он получал право ссылаться на народное волеизъявление как на основание для новой системы государственной власти. Но чтобы его противники не смогли воспользоваться демократическими процедурами для изменения баланса сил в свою пользу, были приняты весьма серьезные меры. Характер этих мер был таков, что условия, в которых проходили выборы и референдум, не могут быть названы демократическими.

Что позволяет нам сделать столь жесткий вывод?

Воспользуемся для его обоснования аргументами международного круглого стола, организованного 31 октября 1993 года специально для экспертизы демократичности и легитимности предстоявших в декабре выборов. Видные ученые - политологи, юристы, философы, экономисты России, а также наши коллеги из США, Великобритании, Италии и других стран мира констатировали, что положение о выборах, на основании которого они организуются, является односторонним актом исполнительной власти, принятым в обход предусмотренной законом и Конституцией процедуры для принятия актов такого рода. Такой подход содержит в себе потенциальную угрозу для обеспечения свободного характера выборов, что подтверждается уже неоднократно имевшими место произвольными изменениями данного положения, нарочито запутанной формулировкой ряда его пунктов, что допускает различное их толкование. Сроки проведения выборов неоправданно сжаты (почти вдвое по сравнению с первоначальным проектом Положения).

Предвыборная кампания проходила в условиях, когда выпуск важнейших оппозиционных газет был запрещен или приостановлен. Прекратился выход парламентской ежедневной газеты "Российская газета". Хотя некоторые из закрытых газет добились отмены этого решения, это мало изменило ситуацию - газета "Советская Россия" стала выходить всего за несколько дней до выборов. Газета "Правда" была открыта раньше, но потом вновь закрыта на 3 недели из-за финансовых претензий, которые именно в этот момент были предъявлены контролируемым правительством издательством "Пресса". В тоже время газеты проправительственной ориентации получали миллиарды рублей дотаций.

В провинции издание оппозиционных газет прекращалось вообще безо всяких предлогов, поскольку чрезвычайное положение было введено только в Москве. Местная администрация опечатывала помещения редакций, закрывала склады с бумагой, на директоров типографий оказывалось неприкрытое давление и т.д.

На телевидении была установлена жесточайшая политическая цензура. Власти очень гордились тем, что поровну выделили всем предвыборным блокам по маленькому кусочку бесплатного времени на телевидении. В тоже время все политические комментарии в программах новостей и в передачах, затрагивающих экономические и социальные проблемы, делались исключительно в проправительственном духе.

Двое известнейших тележурналистов, - Александр Любимов и Александр Политковский - занимавшие ранее проельцинские позиции, но проявлявшие независимость и осмелившиеся выразить свое несогласие с некоторыми действиями властей, были уволены. Были ликвидированы все общественно-политические телевизионные программы, где регулярно излагалась точка зрения различных оппозиционных течений или просто взгляды, отличавшиеся от официальных: "Парламентский час", "Политбюро", "Красный квадрат", "600 секунд". Ряд подготовленных телепередач, где допускалось обнародование неудобных для властей фактов, не были выпущены в эфир.

Проправительственные предвыборные блоки, включавшие в свой состав министров правительства и других высших государственных чиновников, использовали административные полномочия своих лидеров для организации предвыборной агитации. Подчиненные им чиновники собирали подписи для регистрации этих блоков и кандидатов по территориальным округам под угрозой взысканий. Одновременно оказывалось давление на руководителей предприятий и организаций, в распоряжении которых имелись залы, с целью не допустить проведения в них предвыборных собраний оппозиционных блоков.

Центральная избирательная комиссия была сформирована самим президентом. Все остальные избирательные комиссии (окружные и участковые) назначались Центральной избирательной комиссией и представители оппозиции в них не допускались.

Положение о выборах и будущая конструкция Федерального собрания были составлены президентской администрацией и неоднократно ею пересматривались, иной раз весьма существенно, уже в ходе предвыборной кампании. Что же касается проходивших кое-где выборов в местные представительные органы, то мэр Москвы Лужков пересмотрел Положение о выборах в городскую Думу уже после завершения голосования, тем самым фактически назначив в Думу шестерых "демократических" депутатов, которые согласно Положению не считались избранными.

Никаких органов, в которых можно было бы опротестовать произвольные действия Правительства, президентской администрации или Центральной избирательной комиссии, не существовало. Разделение властей, необходимое для обеспечения стандартов демократии, было ликвидировано. В стране установилась монополия центральной исполнительной власти. Деятельность Конституционного суда была приостановлена, парламент расстрелян, местные органы представительной власти разогнаны. В Москве безо всяких оснований, простым распоряжением мэра, были запрещены 275 комитетов самоуправления городских микрорайонов.

Что касается судебной системы, то протестовать против нарушения законности в ходе предвыборной кампании и выборов было практически невозможно: "законность" того периода основывалась на многочисленных указах Ельцина и распоряжениях правительства, нарушавших то одно, то другое положение Конституции и действовавших законодательных актов, а затем нарушавших и свои же прежние указы и распоряжения. В таких условиях судьи были лишены возможности выносить сколько-нибудь обоснованные решения. Либо... либо они должны были открыто противопоставить себя произволу Ельцина, продолжавшего незаконно удерживать пост президента. Но на это они не решились - слишком свежи были воспоминания о расправе с непокорными депутатами.

Рядовой гражданин тем более оказался бессилен перед лицом произвола чиновников. Соблюдение или несоблюдение законов, гарантии записанных в законодательные акты прав человека оказались в зависимости не от демократического характера политической и правовой системы государства, а исключительно от "доброй воли" начальства. Простому человеку, которому власть продемонстрировала свою готовность не считаться ни с чем, в том числе и с жизнью мирных граждан, остался один привычный путь обеспечить себе хотя бы некоторое спокойствие: всячески демонстрировать свою лояльность каждому должностному лицу. Так в России были созданы условия для "свободного волеизъявления народа".

В результате избирательные комиссии всех уровней могли делать, что им угодно: под надуманными предлогами они отвергали подписи, собранные для регистрации оппозиционными блоками или кандидатами, и закрывали глаза на вопиющие нарушения, допущенные при сборе подписей проельцинскими блоками и кандидатами. На избирательную штаб-квартиру "Российского общенародного союза" был совершен налет ОМОНа. В результате пропали подписные листы с 25 000 подписей и регистрация федерального списка кандидатов "Российского общенародного союза" была сорвана. Коммунистическая партия Российской Федерации получила разрешение участвовать в выборах всего за две недели до окончания сбора подписей в поддержку федеральных списков кандидатов (впрочем, это не помешало КП РФ обогнать почти все партии и блоки по числу собранных подписей).

При определении границ избирательных округов Центральная избирательная комиссия тщательным образом учла результаты референдума 25 апреля. В тех регионах, где избиратели голосовали против доверия Ельцину, размер округов (по численности избирателей) был сделан в среднем на 29% больше, чем в регионах, голосовавших за доверие. Хотя в Положении о выборах было указано, что округа не могут отличаться более, чем на 15%, власти давно уже приобрели привычку нарушать свои же собственные решения. Ведь это нарушение давало сторонникам Ельцина перевес в дополнительные несколько миллионов голосов. Чего не сделаешь ради торжества "демократии"!

Текст новой Конституции также был продуктом творчества президентской администрации. При вынесении на референдум столь важного вопроса населению было предоставлено всего около месяца на обдумывание проекта Конституции. Такая практика свойственна только авторитарным режимам, но никак не государствам, претендующим на звание "демократических".

Проект Конституции составлялся с точки зрения максимально возможного расширения полномочий президента. Ему отдавалось исключительное право выдвигать кандидатуры на пост премьер-министра и высших федеральных судей, а министры правительства, высшие военачальники и послы назначаются им единолично. Для отстранения президента от должности предусмотрена столь сложная и запутанная процедура, что это отстранение делается совершенно невероятным.

"Вето", наложенное президентом на законы, принятые Федеральным собранием, может быть преодолено только большинством в 2/3 голосов обеих палат. При троекратном отказе Государственной думы (нижней палаты Федерального собрания) от предложенной кандидатуры премьер-министра или при выражении недоверия правительству президент вправе распустить Государственную думу. Одновременно резко сокращаются полномочия местных представительных органов власти, а их статус определяется местной администрацией...

Вполне естественно, что оппозиция критически отнеслась к ельцинскому проекту Конституции. И тут же последовали грубые окрики и угрозы: публичная критика проекта Конституции и политического курса Ельцина была расценена им и представителями его администрации как неслыханная строптивость, за которую следует лишать права телевизионных выступлений. Вице-премьер Шумейко даже направил в адрес Центральной избирательной комиссии письмо, в котором настаивал на отстранении от выборов Компартии РФ и Демократической партии России на основании того, что лидеры этих партий ведут резкую критику президента и президентского проекта Конституции.

При проведении референдума и выборов в Федеральное собрание непосредственно на избирательных участках не было обнаружено серьезных нарушений. Однако общие итоги голосования внушают не просто сомнения, а серьезные опасения за их достоверность.

Первые опасения возникли тогда, когда за три часа до закрытия избирательных участков, по предварительным данным, проголосовало менее 40 процентов избирателей. И вдруг сразу после окончания голосования общее количество проголосовавших стало больше на целую четверть, хотя, по признанию всех наблюдателей, избирательные участки в конце дня выглядели абсолютно пустыми. А ведь чтобы за 3 часа через них прошла четверть общего числа голосовавших, под вечер они должны были бы быть наполнены гораздо сильнее, чем в течение дня. Впрочем, здесь есть место для недоуменного вопроса, но пока нет оснований для определенного обвинения.

Гораздо больше поражают опубликованные итоги референдума. Сумма проголосовавших "за" и "против" проекта Конституции в официальном сообщении меньше, чем общее число проголосовавших. Возможно, часть бюллетеней была признана недействительной? Но об этом ничего не говорится. Кроме того, процент избирателей, проголосовавших "за", и процент избирателей, проголосовавших "против", дают в сумме 100%. Тогда и абсолютные числа голосовавших "за" и "против" должны дать в сумме общее число проголосовавших! В чем же дело? Центральная избирательная комиссия просто-напросто отказалась дать разъяснения журналистам, пытавшимся найти ответ на этот вопрос...

Неясно, как Центральная избирательная комиссия определяла процент избирателей, принявших участие в голосовании. В официальном сообщении Центральной избирательной комиссии не указано число зарегистрированных избирателей. Если рассчитывать это число на основе общего числа проголосовавших, то получается одна цифра, если считать на основе суммы голосовавших "за" и "против", то другая, а в сообщении на пресс-конференции Председателя Центральной избирательной комиссии Николая Рябова была указана третья. Так где же истина? Нет ответа.

По предварительным (т.е. неполным) данным о голосовании на референдуме по проекту Конституции число голосовавших против проекта было свыше 26 млн. человек. По уточненным, т.е. более полным данным, оно уменьшилось до величины в 23 с лишним млн. человек. Как это возможно? Нет ответа.

Такого рода арифметические неувязки в официальных сообщениях и откровенное нежелание как-либо разъяснить или оправдать их наличие заставляют предполагать в лучшем случае вопиющую неаккуратность и неразбериху в Центральной избирательной комиссии (правда, эта "неаккуратность" меняет итоги выборов в каждом случае в пользу нынешних властей). В худшем случае все это свидетельствует о преднамеренной подтасовке результатов голосования, проведенной с полным презрением к общественному мнению, с уверенностью в том, что никакие протесты и требования независимой проверки подсчетов не будут приняты во внимание. Но и в том, и другом случае есть полное право утверждать, что официальные данные о голосовании ненадежны, а возможная ошибка составляет миллионы голосов!

Эксперт специальной комиссии, работавшей под эгидой Ельцина, Александр Собянин утверждает, что анализ статистических закономерностей, присуших массовым процессам, в том числе и голосованию на выборах, выявляет отклонения, позволяющие предположить приписку более 9 миллионов голосов (см. Независимая газета, 19 июля и 2 августа 1994 года). Это снижает реальное число принявших участие в голосовании до 49 миллионов (или 41,6% от общего числа избирателей), что делает референдум недействительным.

Наконец, даже если, вопреки очевидным фактам, уверовать в папскую непогрешимость Николая Рябова, то и тогда проект Конституции не может считаться принятым по двум причинам. Во-первых, в соответствии с Законом о референдуме, который не был отменен Ельциным (пообещавшим, кроме того, свято соблюдать все законы, не противоречащие указу N 1400), для принятия решения по конституционным вопросам требуется большинство в 50% от списочного состава избирателей. А за проект высказалось лишь около 30% от списочного состава. Во-вторых, опять-таки вопреки Закону о референдуме, Центральная избирательная комиссия отказалась выносить на референдум альтернативный проект Конституции, в пользу вынесения которого на референдум было собрано в надлежащем порядке 1 млн. 200 тыс. подписей избирателей.

Провозглашение "новой Конституции" вступившей в силу сразу же показало, что она имеет для Ельцина ничуть не больший, а скорее даже меньший авторитет, чем растоптанная им Конституция. В первый же день вступления в силу "новой Конституции" Ельцин подписывает указ о выборах новых судей в состав Конституционного суда, в том числе на места, занятые в данный момент законно избранными судьями. А ведь в "новой Конституции" прямо сказано, что судьи сохраняют свои полномочия впредь до принятия нового федерального закона о Конституционном суде! Это не первая и, думается, отнюдь не последняя вольность с законом, которую позволяет себе Ельцин, примеряющий тогу "демократического императора".

Результаты выборов, обнародованные незадолго до завершения рукописи этой книги, не принесли особых сенсаций: их результат в сложившихся условиях был очевиден заранее. Весь этот фарс так и организовывался, чтобы проельцинские партии оказались в большинстве. Но участие оппозиции в предвыборной кампании и наличие ее представителей в так называемой "Думе" показывает, что даже этот карманный орган власти может отчасти получить делу демократии, став трибуной для публичной критики авторитарных устремлений нынешних властей. Ведь устойчивого большинства проельцинским силам сколотить не удалось.

Впрочем, здесь возможны ответные шаги властей - благо, новая Конституция позволяет разогнать нижнюю палату парламента практически в любой момент, как только она воспротивится Президенту, не прибегая на этот раз к танкам и спецназу как к главным демократическим аргументам.

Весьма символичен в этом смысле и выбор нового имени для органа представительной власти: как известно из истории, Думы в России за период своего существования с 1906 по 1917 год разгонялись царем три раза (всякий раз, когда монарх решал, что очередная Дума слишком говорлива) и не имели никаких существенных прав. Депутаты Думы должны были приносить присягу на верность Государю. Интересно, почему Ельцин не ввел подобную же процедуру для новой "Думы"? Может быть, потому, что он не верит никаким присягам, будучи сам клятвопреступником?

Федеральное собрание с самого начала своей работы продемонстрировало склонность - нет, не к компромиссам, а к односторонним уступкам давлению со стороны Ельцина. Верхняя палата - Совет Федерации - отвергнув было кандидатуру Шумейко на пост спикера палаты, после массированной закулисной обработки строптивых дружно проголосовала "за". Да это и не удивительно: верхняя палата более, чем на половину, состоит из высших чиновников региональных администраций, чья судьба (а точнее, карьера) весьма зависит от Ельцина и его окружения.

Государственная Дума, создав было комиссию по расследованию трагических событий сентября-октября 1993 года, пошла на попятный и отказалась от расследования взамен на амнистию участникам событий. Можно, конечно, с пониманием отнестись к гуманному стремлению немедленно освободить узников "Лефортово". Но ценой за это стала амнистия вдохновителям и исполнителям государственного переворота и кровавой расправы над сторонниками оппозиции. Не вдохновит ли это их при случае на новые "подвиги", гораздо более кровавые? В таком случае кровь жертв падет на голову тех, кто голосовал за беспринципную амнистию.

В любом случае, в России к началу 1994 года вновь была создана декорация демократии и легитимности власти, которая делает все возможное и невозможное, чтобы народ забыл о "кровавом понедельнике". Но забывать об этой трагедии нельзя. И память эта должна быть не только данью уважения к погибшим. Не менее важно понять уроки поражения демократии (или по меньшей мере - демократических тенденций) в России в октябре 1993 года.

5.2. Что же случилось с Россией?

Почему страна оказалась потрясена столь острым конфликтом с кровавой развязкой - на этот вопрос мы постарались ответить в самом начале книги. Здесь же мы попробуем разобраться не в причинах, а в природе этого конфликта.

Первое, на что следует обратить внимание, (и о чем уже упоминалось в начале книги), это локальный характер конфликта. В него была вовлечена только верхушка политической элиты и активисты политических партий и движений при крайне малом участии обычных граждан. В центре конфликта оказался вопрос о демократии, Конституции и законности. Хотя на деле основанием для конфликта были глубокие разногласия в области экономической и социальной политики, на поверхности причина конфликта состояла в споре по конституционным вопросам.

Это была подмена главной причины противоречий, расколовших общество, второстепенной - важной, но все-таки второстепенной в глазах большинства граждан. Здесь лежит одна из причин сравнительно невысокого уровня участия граждан в противостоянии Ельцина и парламента.

Главными сторонами в конфликте оказались две группы политической элиты, не имеющие стратегических разногласий относительно направления реформ в России. Спор шел лишь о темпах преобразований, о необходимых социальных компромиссах и о перераспределении приоритетов в пользу поддержки национальной промышленности. Это были весьма глубокие разногласия, но все же не стратегические.

Именно поэтому наиболее активные и радикальные противники Ельцина оказали Руцкому и Хасбулатову весьма ограниченную поддержку. Даже националистическая оппозиция не видела в них надежных союзников, помня, что Руцкой и Хасбулатов совсем недавно шли с Ельциным рука об руку. Лишь экстремисты пошли на союз с Руцким и Хасбулатовым безо всяких сомнений - им было достаточно любого повода, чтобы выступить против Ельцина.

С другой стороны, попытки Руцкого и Хасбулатова расширить свою политическую базу не только за счет национально-патриотического крыла оппозиции, но и за счет радикальных сталинистских, националистических и едва ли не фашистских группировок, оттолкнули от них часть граждан, готовых к защите конституционного строя и демократии. Было ясно, что эта "радикальная" часть оппозиции питает весьма мало уважения к демократии и конституционным принципам, - не большее, чем совершивший государственный переворот Ельцин. "Чума на оба ваших дома" - эта фраза нередко произносилась в дни сентябрьско-октябрьского кризиса.

Необходим ясный и недвусмысленный переход оппозиционных сил, согласных с необходимостью действий в демократическом русле и на основе соблюдения прав человека, к совместной скоординированной борьбе за укрепление уважения к принципам народовластия. Без такого единства в этих вопросах, без выдвижения их на передний план политической борьбы невозможно будет обеспечить реальную массовую поддержку стремлению к восстановлению демократии в России.

В первой части нашего анализа мы специально подчеркнули, что в российском переходном обществе объективно сложилось два деления: не только на "левых" (социалистов) и "правых" (либералов), но и на сторонников демократии и сторонников власти "сильной руки". Открытый разрыв ельцинистов, присвоивших себе имя "демократов", с демократией, и нарастание авторитарных замашек властей, угроза варварски-бюрократического российского маккартизма - все это буквально заставило сотни и тысячи людей осознать необходимость единства "левых" и "правых" в борьбе за общедемократические ценности, за права человека.

События сентября и октября показали, что как среди сторонников правительства, так и в рядах оппозиции происходит размежевание именно по линии отношения к демократии и правам человека. Сторонники либеральных ценностей покидают стан Ельцина, поправшего законность и совершившего кровавый государственный переворот. Сторонники движения к социализму через демократию отстраняются от тех антиельцинских течений, которые грешат тягой к авторитаризму и презрением к правам человека. Именно на этой (но не только на этой) основе становится потенциально возможным укрепление политического центризма, которому до сих пор не удавалось превратиться в стабильную общественную силу.

Это осознание пришло с первых же дней октября - таких солнечных и таких мрачных для всех нас. Сначала осознание необходимости движения в защиту демократии и прав человека пришло к относительно политизированной демократической интеллигенции. Буквально через пару дней после переворота встретились представители Партии труда, Объединенных социал-демократов, Новых левых, центристской парламентской фракции "Смена - новая политика". Встретились, чтобы практически единодушно решить - далее продолжать межпартийные распри нельзя; стране необходимо движение в защиту демократии и прав человека. Столь же единодушно было принято решение о принципиально надпартийном характере движения и о необходимости включения в него широкого круга интеллигенции, профсоюзных и общественных деятелей, журналистов - всех тех, кто до последнего старался держаться подальше от грязной лужи отечественной политики, кто после октябрьской кровавой бойни понял, что далее быть в стороне нельзя. Великий завет Толстого и Короленко "Не могу молчать!" вновь стал кредо просыпающейся части российской интеллигенции.

Инициативная группа движения, подготовившая обращение "К российской общественнности", оказалась весьма разнообразной по своим идеологическим воззрениям. Вместе начали работать профессора Наль Злобин и Дмитрий Фурман: первый - марксист, второй - либерал; диссиденты, политзаключенные брежневской (и не только брежневской) поры Петр Абовин-Егидес и Глеб Павловский: первый - социалист до мозга костей, второй - один из основателей "Демократической России". Этот идеологический плюрализм не был искусственным - он стал результатом объективной потребности в создании предпосылок для перехода России к демократии, для мирной политической и социальной борьбы, развертывающейся без нарушения хотя бы минимального набора политических прав и свобод.

Фактически снизу (подчеркнем - профессора и научные сотрудники, "рядовые" журналисты и актеры в результате шоковой терапии действительно оказались социально-экономическим - но не духовным - "низом" общества) стала, наконец, пробивать себе дорогу та идея "общественного договора", о необходимости которого задолго до этого твердили люди подлинно демократических убеждений, в том числе и демократические левые.

Движение в защиту демократии и прав человека в России довольно быстро стало заметным явлением в общественно-политической жизни страны. Несмотря на откровенно пропрезидентскую ориентацию большинства средств массовой информации, уже о первых шагах движения - пресс-конференции (12 октября) и международном круглом столе "Демократия и выборы в России" - сообщило (правда, с весьма ехидными комментариями) российское телевидение. Гораздо более объективную информацию дало российское радио, радиопрограмма "Маяк", старые знакомые диссидентов - "Свобода", "Би-Би-Си", а также чуть ли не единственные сколько-нибудь объективные газеты из числа политически не ангажированных - "Независимая газета" и "Общая газета".

Так инициаторы движения смогли привлечь внимание значительного числа своих сторонников, и учредительная конференция, организованная всего лишь через полтора месяца после появления инициативной группы, собрала уже более 300 участников.

Крайне важной для развития нашей инициативы оказалась реальная международная солидарность всех тех, кому по-настоящему дороги права человека и демократия как в России, так и в других странах. Буквально через несколько дней после обнародования нашей инициативы мы узнали о создании в США Американского комитета за демократию и права человека в России, из Испании пришел меморандум протеста от имени 15 журналов, газет и общественных организаций, из Греции - письмо солидарности с подписями 300 известных общественных деятелей. В Великобритании под обращением в защиту демократии и прав человека в России поставили свои подписи около 100 членов британского парламента, Европарламента и видные профсоюзные деятели. В круглом столе в Москве, организованном движением через две с небольшим недели после своего рождения, приняли участие наши коллеги из семи стран, а также из Европарламента.

Мы очень подробно говорили об этом движении не потому, что оно дорого лично нам; точнее - не только поэтому. Крайне важным позитивным уроком октябрьского переворота стало практическое подтверждение того, что России, как и всему миру, нужна демократия, что за эту реальную и жизненно важную цель готовы бороться не только политические деятели, но и рядовые интеллигенты.

Однако не стоит создавать преувеличенного представления о реальном весе всех общественно-политических течений, написавших на своих знаменах слова "демократия" и "права человека". И в сентябре-октябре, и после этих событий в активную борьбу за демократическое будущее России включалось меньшинство политически активного населения (слой которого стал также весьма узок). Более того, когда прошел психологический шок, вызванный кровавыми событиями и последовавшим массовым нарушением прав человека, когда режим стабилизировался и перестал нуждаться в таких крайних средствах, движение за демократию и права человека пошло на убыль.

Да, число искренних защитников демократии оказалось невелико. За время господства ельцинистов слово "демократ", "демократия" стало ассоциироваться с безжалостными экономическими экспериментами, с падением жизненного уровня населения, с ростом преступности, коррупции и с произволом правящих кругов. Такую демократию мало кто хотел защищать. Российские граждане еще не имели столь глубоких демократических традиций, чтобы защищать сам принцип демократического правления, сам принцип конституционности, сам принцип правового государства. Сыграли свою роль и традиции конформизма, насаждавшегося в предшествующие десятилетия.

Дело, разумеется, не только в традициях. В России почти нет, или, точнее, почти не осталось социальных сил, непосредственно заинтересованных в защите демократии. В странах буржуазной цивилизации в определенном уровне демократии заинтересованы многие слои населения, для которых демократия является непременным условием нормальной экономической и социальной жизни. Обычно говорят о так называемом "среднем классе", но в демократии заинтересованы и большинство предпринимателей, и лица свободных профессий, и рабочие... Для всех из них демократия означает более или менее достойные условия для урегулирования социальных конфликтов, для поиска компромиссов, для поддержания эффективной правовой системы, обеспечивающей необходимую стабильность в обществе, хотя бы некоторую гарантию прав отдельных лиц от возможного произвола.

Что касается России, то деятельность большинства российских предпринимателей основана на полукриминальных и прямо криминальных приемах, на широкомасштабной коррупции. Возможная основа для "среднего класса" почти уничтожена проводимыми реформами. Большая часть тех слоев населения, которые могли бы войти в ряды "среднего класса" (инженеры, врачи, преподаватели, научные сотрудники и т.д.) влачит жалкое существование, опустившись по социальной лестнице едва ли не ниже рабочих. Рабочие также понесли за годы реформ существенные социальные потери и не видели никакой пользы от перехода к демократии.

Тем не менее именно профессиональные союзы ясно заявили о своей приверженности демократическим принципам хотя бы потому, что только в условиях демократии и соблюдения конституционного порядка они имеют гарантии для деятельности по защите экономических интересов своих членов. Но в тоже время они оказались не в состоянии сыграть какую-либо самостоятельную политическую роль в этом конфликте. Основная масса членов профсоюзов осталась равнодушной.

Действительно, выбор, который им предлагался, вряд ли мог их устроить. Ельцину в большинстве своем они уже не верили. Но победа Руцкого и Хасбулатова не сулила им ни ясного изменения курса экономической политики в пользу трудящихся, ни твердых гарантий подлинного народовластия. А взять штурвал государственного управления в свои руки или хотя бы стать влиятельной силой, воздействующей на выработку государственной политики, рабочие оказались не готовы. Почему?

Потому что в России нет (и не было) рабочего класса в его обычном понимании - класса свободных наемных работников, живущих продажей своей рабочей силы. Рабочий в обществе так называемого "реального социализма" формально выступал как наемный работник по отношению к администрации государственных предприятий. Однако он не был свободным работником, будучи опутан целым рядом бюрократических ограничений. В тоже время этот рабочий имел целый ряд социальных гарантий, более широких, чем обычный наемный работник.

В настоящее время это положение изменилось лишь в том смысле, что система социальных гарантий полуразрушена. Основная масса рабочих продолжает трудиться на предприятиях, которые не являются в строгом смысле принадлежащими частному капиталу, а основаны на сложном переплетении прав собственности высшей бюрократии, администрации предприятий, "новых богатых", и, в некоторых случаях, самих рабочих. Государство сохраняет корпоративный характер, а права собственности распределяются как результат компромисса и борьбы интересов между различными корпорациями.

Тем самым в России нет еще нормальной основы для самостоятельного рабочего движения, хотя экономическая стачечная борьба постоянно набирает силу. Рабочие еще не осознали своих собственных интересов, отчасти надеясь на возврат к патерналистской политике бюрократии, отчасти - на добровольный компромисс со стороны частного капитала. У них нет ясности в области своих политических интересов, хотя в экономической сфере они уже готовы ко все более активному противодействию результатам политики "шоковой терапии".

Без осознания этого факта нельзя найти и ту основу, на которой преимущественно интеллигентское движение за права человека может привлечь к себе внимание широких трудовых слоев населения (ведь не на многотысячные же наемные банды криминального капитала, в самом деле, ему опираться!). Пока движение в защиту прав человека не повернется лицом к экономическим, социальным и культурным правам "простых людей" - пусть безо всякого социализма, пусть хотя бы в международно-признанных правовых рамках - движение рабочих в защиту своих экономических интересов не повернется лицом к проблеме восстановления демократии.

Таким образом, вырисовывается несколько возможных уровней взаимодействия прежде разнонаправленных политических движений и тенденций. Первый уровень, обеспечивающий наиболее широкую платформу для объединения усилий - совместные действия в защиту прав человека и за восстановление демократических основ государственной власти. Второй уровень - борьба за экономические и социальные права, за отказ от разрушительной политики "шоковой терапии" (к этой борьбе могут подключаться и силы, не вполне последовательные с точки зрения борьбы за демократию). Наконец, третий уровень, предполагающий более тесное, но и не столь широкое взаимодействие - объединение тех политических сил, которые выступают за демократическое преобразование общественной системы на основе освобождения труда, т.е. сил, близких социалистической тенденции.

Этот последний союз является на самом деле логическим продолжением двух первых. Политическое народовластие недостижимо без того, чтобы народ получил соответствующие властные функции в экономике. Реальная политическая демократия невозможна без экономической демократии. Таких абсолютно необходимых и минимальных предпосылок, как политическая деократия и уважение прав человека принципиально недостаточно для действительного - экономического и социального, а не только политического - народовластия. Демократический по существу и форме преход к социально-экономической власти трудящихся предполагает нечто большее - доминирование общественного сектора в смешанной экономике, развитие демократического социально-экономического регулирования экономики, а не только "свободного" рынка.

Эти вопросы более важны и сложны, чем вопросы демократии. Но это вопросы, которые можно решать только при условии демократии, когда гарантии демократического развития уже обеспечены. В той мере, в какой общественно-политические силы исходят из необходимости соблюдения этого условия, они могут быть патриотическими, социалистическими или либеральными демократическими силами, и им всем по пути на первом этапе борьбы с авторитарными тенденциями в России (как и в любой другой стране, где существует такая угроза).

Если эти базовые минимальные политические предпосылки не будут реализованы, то всякая борьба между "левыми" и "правыми" будет происходить не в демократическом поле. Она останется не более, чем столкновением старых и новых элитарных группировок в борьбе за власть. При этом первые будут апеллировать к интересам народа, которые должно защищать, "естественно", сильное государство, под которым они так или иначе подразумевают авторитарную власть; вторые - к необходимости перехода к рынку, для чего опять же нужна "сильная рука", чтобы принудить к повиновению не понимающий своего будущего рыночного счастья "глупый народ". В обоих случаях народ, который и есть начало и конец любых преобразований, будет по-прежнему оставаться без власти и без собственности, а ведь слово демократия как раз и означает в переводе с древнегреческого народовластие.

Объединения же "национально-патриотических" сил под лозунгами "державности" и "государственничества" по сути дела выступают как оборотная сторона право-авторитарных тенденций ельцинистов, ибо покоятся на фактическом отчуждении народа от права решать свою судьбу, так как вне демократии это право не может быть реализовано. Ну а то, что антинародно, то и антипатриотично, и антинационально, ибо и держава, и нация вторичны, а человек, его права и свободы - первичны. Не может быть сильной держава, где угнетен человек (или крах царизма и Российской империи, а затем - СССР и системы "реального социализма" никого ничему не научили?)

Фактически националисты-государственники ведут страну к тому же авторитарному результату, что и ельцинисты, только движутся они к этой точке из разных мест и спиной друг к другу.

Важнейшим условием противодействия авторитаризму является объединение демократических сил вокруг последовательно реализуемой позитивной программы. Любые попытки сколачивания политических блоков, построенных исключительно по принципу отрицания чего-либо или кого-либо, а тем более на основе соображений личной унии политиков или совпадения корпоративных интересов, обречены на провал. Причина достаточно проста: противостоять авторитарно-корпоративной власти, базирующейся на "закулисном" объединении и правлении бюрократии и поддерживающей ее элиты, при помощи таких же по сути методов невозможно. Либо правящая клика переиграет в этой политиканской возне оппозицию (а это наиболее вероятно, ибо у первых в руках госаппарат - октябрьские события это подтвердили), либо, даже если оппозиция победит, она сама станет на место прежней власти. На месте отрубленной головы у дракона авторитаризма появится новая.

Объединение же антиавторитарных сил, базирующееся пусть на ограниченной по своим задачам (в противном случае нельзя объединить разные демократические силы), но конкретной, содержательной и отвечающей интересам большинства программы, будет гораздо более устойчиво. Для России такая программа-минимум, кроме общедемократических требований (выборность, сменяемость и разделение властей, многопартийность и гарантии прав меньшинства, соблюдение всех международно признанных прав человека, широкие права общественных движений и организаций, развитие производственного и территориального самоуправления и т.п.) должна обязательно включать социально-экономическую программу-минимум, позволяющую остановить политику шока без терапии. Без такого программного, открытого, гласного единства у оппозиции нет шансов на победу.

Трагическое поражение российского парламента подтвердило этот тезис в полной мере - постоянные попытки закулисных переговоров и запаздывание с выработкой альтернативной программы стало одной из существенных его причин. В тоже время если Верховный Совет России и стал в чем-то силен к осени 1993 года, то в немалой степени тем, что весной и летом он все же постепенно двигался по направлению к содержательному единству оппозиции на основе общедемократических требований и социально ориентированной антикризисной экономической программы. Но это продвижение не было доведено до конца.

В критическую минуту выяснилось, что парламент России не сумел (или не успел) завоевать массовую поддержку. Именно это, видимо, стало основной причиной трагической, если не преступной, ошибки: парламентарии пошли на союз с экстремистскими силами, которые, будучи сами по себе довольно незначительными, тем не менее стали одной из тех "капель", которые перевесили в пользу Ельцина уже начавшую было клониться к победе Верховного Совета чашу весов.

Уроком октябрьской трагедии следует считать безусловную необходимость отказа от попыток решать политические проблемы антиавторитарной борьбы авантюритическими методами и при помощи экстремистских сил. Действительной основой победы демократии в нашей (как и в любой другой) стране может быть реальная самоорганизация народа, низовая поддержка представительной власти. Верховный Совет России был силен в той мере, в какой его поддержали местные Советы, профсоюзы и другие общественные организации и движения. Верховный Совет России был слаб в той мере, в какой оказались слабы поддерживающие его организации, в какой мере они не опирались на активное участие рядовых граждан: профсоюзы не смогли провести забастовочные и другие решительные акции, Советы не смогли мобилизовать массовую поддержку жителей и т.д.

Как мы уже говорили, слабость массовой базы антиавторитарного движения имеет весьма серьезные причины, некоторые из которых не могут быть устранены быстро - для этого потребуются долгие годы исторического развития. Однако это не аргумент в пользу того, чтобы делать политические ставки на небольшие, хорошо организованные группы политических экстремистов, пытаясь восполнить этим недостатки массового движения. До тех пор, пока вопросы государственной власти в России будут решать даже не армия, а отдельные отряды ОМОНа из провинции и группки боевиков - до этих пор демократии в России не будет, какая бы из сторон ни побеждала в этих стычках.

Слабость массовой базы демократического движения делает опасность новых шагов России по пути авторитаризма весьма вероятной. Население страны, уставшее от экономического упадка, дезорганизации общественной жизни, преступности, коррупции, национальных конфликтов, обращает свои надежды на популистские лозунги демагога Жириновского. Это - проявление неверия в собственные силы, надежда на "сильную личность", способную решить проблемы простого человека за него, вместо него и без его участия.

Нет, это еще не угроза фашизма. Не всякая авторитарная власть или диктатура, основанная на произволе и попрании человеческих прав, есть фашизм. Но в России может вырасти база и для фашизма. Когда пройдет период "бури и натиска" номенклатурного капитализма, когда массы мелких перекупщиков и сомнительных дельцов, вытолкнутых из нормальной экономики и привыкших к быстрой наживе, будут отброшены на обочину жизни железной поступью крупного капитала; когда люмпенизация трудящегося населения достигнет предела терпимости - тогда в нашу страну сможет придти настоящий фашизм.

Пред лицом этой угрозы есть только один выход - объединить все силы, выступающие за восстановление демократии и прав человека; объединить все силы, способные отбросить политику шоковой терапии и возродить хозяйство страны; объединить все силы, способные содействовать самоорганизации народа в борьбе за свои экономические, социальные и политические права. Демократические левые силы видят свое место именно в такой борьбе, ибо без нее нет и перспективы социалистического возрождения нашей Родины.

Эта задача отнюдь не видится нам простой. Экономический упадок, кризис общественных устоев, разрушение всех иных механизмов взаимодействия власти и населения, кроме коррупции или карательных мероприятий - все это порождает упадок духовных сил общества, рост апатии и неверия "человека с улицы" в способность добиться чего-либо в ходе политической борьбы. Да и октябрьские события сыграли немалую роль в том, чтобы отвадить российского гражданина от политики, предоставив это занятие узким элитным группам.

Российский гражданин стал ориентироваться на индивидуальное приспособление к сложившейся ситуации. Поддержка, оказываемая оппозиционным политическим организациям, ослабла, а сами эти партии и движения не могут пока найти новой политической линии, которая смогла бы усилить их позиции. Многие лидеры оппозиции отошли от активной политической работы, другие тяготеют к сотрудничеству к властями, а то и пытаются подыскать для себя местечко во властных структурах.

Почему же рост социального и экономического кризиса не оборачивается социальным протестом? Люди устали от бесплодного напряжения политической борьбы. В условиях отсутствия в структуре общества таких общественных систем, через которые рядовой гражданин способен как-то отстаивать свои интересы, или же при полуфиктивном характере таких систем, человек не видит возможности совместной борьбы за свои интересы и сосредоточивается на чисто индивидуальных усилиях по выживанию.

Но такая политическая апатия, обеспечившая на данный момент стабилизацию ельцинского режима, не означает для власти карт-бланш на продолжение политики экономической катастрофы. Пассивности масс есть предел - когда ситуация начнет угрожать даже индивидуальному выживанию массы людей, терпение лопнет.

Сейчас до этого еще далеко, но власти, похоже, вознамерились экспериментально проверить наличие этого предела терпения. Развал производства нарастает невиданными даже в предшествующие кризисные годы темпами. Чуда не произойдет - в стране с разрушенной промышленностью с течением времени начнут разваливаться транспорт, энергетика, сельское хозяйство...

Пожалуй, у властей есть еще в запасе один-два года, чтобы одуматься. В этот период им не угрожает ни полная экономическая катастрофа, ни массовый взрыв социального протеста. Но в преддверии такой катастрофы никак нельзя исключить появление охотников установить под грохот танковых пушек диктатуру и объявить себя спасителем Отечества перед лицом неминуемого взрыва. Ельцин и его сторонники сами распахнули ворота перед такой возможностью, показав, что судьба власти может быть решена небольшим хорошо вооруженным отрядом. А защищать "всенародного избранного" теперь не выйдет и треть тех людей, что собирались в 93-м у Моссовета.

Возможно, нам придется испытать на себе попытку установить настоящую диктатуру. Насколько эта попытка будет успешной - зависит от того, сложится ли за оставшееся время самостоятельное массовое народное движение, понимающее важность демократии, и имеющее ясное представление о своих социальных целях. Мы далеки от иллюзии, что такое дело может иметь быстрый и решительный успех. Но в конечном счете возникновение самостоятельного движения тружеников, осознавших свои интересы, не сможет остановить даже диктатура.

Москва, октябрь 1993 - январь 1994
(2-е издание - август 1994)