ЧАСТЬ 4. ПОСЛЕ ШТУРМА

Трагическое противостояние в Москве не завершилось с капитуляцией защитников Дома Советов. Хотя вооруженное сопротивление противников Ельцина прекратилось, впереди было еще немало событий, наложивших глубокий отпечаток на политический климат России и моральное состояние российского общества. "Победители", казалось, задались целью сделать все, чтобы подорвать свой былой авторитет в глазах общества.

Из Дома Советов вышли около полутора тысяч безоружных - депутатов, работников аппарата Верховного Совета, обслуживающего персонала и просто сторонников парламента. Кроме того, из здания вышли не менее трех сотен добровольцев, сражавшихся с оружием в руках, и немалое число людей, вступивших в особый полк, сформированный для защиты парламента, но не получивших оружия.

Первая небольшая группа, состоявшая в значительной мере из депутатов, была посажена в автобусы и отвезена на некоторое расстояние от Дома Советов. Автобусы уехали, а люди остались в окружении толпы сторонников Ельцина, подвергаясь оскорблениям и побоям.

Еще меньше повезло основной массе эвакуированных из Дома Советов. Подозреваемые в вооруженном сопротивлении были отправлены на стадион в Лужниках, где через фильтрационный пункт прошло около 600 человек, подвергавшихся постоянным побоям и издевательствам. Несколько десятков человек из Дома Советов вышли или были выведены на близлежащий стадион "Красная Пресня" ("Асмарал"), где дислоцировались некоторые подразделения, принимавшие участие в штурме. Жители близлежащих домов всю ночь и следующее утро слышали автоматные очереди, доносившиеся со стороны стадиона. Возможно, что воинство просто палило в темноту для храбрости. Но существует версия, что некоторые из пленных были расстреляны на стадионе.

Часть людей, покинувших Дом Советов (в том числе журналисты), смогла уйти в сторону Арбата, Садового Кольца, площади Восстания. Многие сотни безоружных ждали обещаных автобусов на ступенях главной лестницы Дома Советов, но так и не дождались. Быстро спускалась темнота. Внезапно возобновился массированный обстрел Дома Советов. Люди двинулись прочь от выстрелов, вдоль по Краснопресненской набережной (в сторону, противоположную мэрии) и далее - через проходные дворы жилых домов.

Там, под темными, неосвещенными арками проходных дворов их поджидал ОМОН и какие-то крепкие парни в гражданской одежде. Повезло тем, кто отделался "просто" обыском, сопровождаемым ударами прикладов, кулаков и тяжелых башмаков, потерей денег и ценных вещей. Некоторые были зверски избиты. Другие - не остановившиеся вовремя на окрик, пытавшиеся протестовать или оказывать сопротивление, или случайно угодившие под выпущенную наугад, "просто так", автоматную очередь - так и остались лежать в этих дворах.

Ночь с 4 на 5 октября навсегда останется в памяти тех, кто пережил ее.

4-5 октября нрав тех, кто считал себя на стороне победителей, проявился во всем блеске. Еще днем 4 октября начались грабежи в районе Белого дома: от автомобилей, оставленных вблизи Дома Советов, остались одни пустые корпуса; из грузовиков и контейнеров, стоящих там же, вытаскивали все, что можно было унести. Грабеж велся даже под пулями. 5 октября менее храбрые растаскивали то, что смогло уцелеть после набега самых смелых, которых не могла остановить перестрелка. То, что не было разбито пулями, перешло в руки мародеров. Некоторые из них были задержаны, но это ничего не изменило в общей картине.

Затем победители стали подтверждать свои претензии на власть комендантским часом, запретом - без суда и ссылок на закон - оппозиционных партий и организаций, столь же беззаконным запретом неугодных органов печати. При проведении комендантского часа нередки были случаи, когда патрульные группы бесплатно "пользовались" товарами из коммерческих киосков, брали взятки с нарушителей комендантского часа, открывали стрельбу по каждой тени, померещившейся им в темном переулке. Стали выясняться факты беспорядочного ведения огня проельцинскими войсками по любым "подозрительным" целям в жилых домах 4 октября.

Все эти факты вынуждена была отмечать даже пресса, целиком поддерживавшая массовые убийства сторонников конституционного строя. Так, в "Известиях" 6 октября 1993 года (в том же номере, где их корреспондент взахлеб расписывал, как он смотрел на "Белый дом" сквозь прицел) Валерий Яков сообщал: "...Я видел сам, как солдаты поливали очередями верхние этажи только потому, что замечали на балконах или в окнах какое-то шевеление - боялись снайперов...

То, что способностью шевелиться и выглядывать из любопытства обладают просто обычные граждане - солдатами в расчет бралось далеко не всегда". И ниже: "...У входа в дом, где случился пожар от шальных пуль, лежит убитый парень. Ночью солдаты приняли его за боевика, который крадется к бронетехнике. ...Кто знает, сколько еще прохожих и шевелящихся граждан будут приняты за боевиков?

Или списаны на их счет."

Мэр Москвы Лужков начал под предлогом комендантского часа этническую чистку в Москве - лиц, не имеющих московской прописки (против которой так горячо выступали "демократы", и которую они не стесняются использовать ныне), стали задерживать и высылать из Москвы. Под удар этой меры попали в основном мелкие торговцы с Кавказа и Средней Азии, а также многочисленные беженцы. На них милиция и ОМОН продолжали испытывать уже понравившуюся им тактику обращения с безоружными гражданскими лицами: издевательства, избиения, грабежи, взятки.

Ссылки на борьбу с организованной преступностью являются лицемерием: пока шла война с "кавказской мафией" (а точнее, с теми, кого она облагает данью), московская мафия подготовила и после отмены чрезвычайного положения успешно провела серию заказных убийств бизнесменов. В их числе был убит директор второго по величине коммерческого банка страны - "Россельхозбанка".

Что же касается борьбы с "сотнями боевиков" и "снайперов", якобы разбежавшихся из "Белого дома" с оружием (а это было основным оправданием для произвола войск и милиции с ОМОНом), то таковые себя ничем не проявили. Правда, в ночь с 4-го на 5-е октября были отдельные случаи, когда в сторону воинских подразделений выпускалась автоматная очередь, вызывавшая пальбу изо всех имевшихся стволов в темноту наугад. Автоматная очередь была выпущена по одному из отделений милиции близ Останкино, доведя милиционеров до испуга, граничащего с помешательством. Наконец, кто-то полоснул из автомата по окнам "Московского комсомольца", дав пищу нескольким номерам газеты, представлявшим дело чуть ли не как героическую оборону беззащитных журналистов против вооруженного штурма. И что же дальше? А ничего.

Вполне проельцински настроенная газета "Сегодня" констатировала: "Нам рассказывают и показывают, как банды озверевших национал-коммунистических погромщиков бродили по Москве, штурмуя телецентр, мэрию и различные иные общественно-нужные объекты. Однако вы не найдете ни одного сообщения о разгроме беззащитного коммерческого ларька. Ужасные коммунистические экспроприаторы, немного полежав под шквальным огнем рядом с телецентром "Останкино", отбегали в соседний киоск, покупали за деньги водку и шоколадки и возвращались назад, помирать за идеалы социальной справедливости". Автор делает вывод: "В этом отношении степени уважения к собственности и общей правовой культуры последнего национал-коммунистического погромщика может позавидовать, например, московская мэрия и осуществляющий чрезвычайное положение доблестный ОМОН. Поскольку там еще считается само собой разумеющимся, что право собственности дифференцируется в зависимости от субъективных представлений начиная с добропорядочности и этнической симпатичности собственника" ("Сегодня", 14 октября 1993 года).

Если вспомнить поведение "победителей" (и штатских, и в форме) вокруг Дома Советов 4-5 октября, то кто же тогда "экспроприатор" и "озверевший погромщик"? Трюк древний, как мир - обвинить поверженного противника в своих собственных преступлениях, предварительно, разумеется, заткнув ему рот...

По сообщению коменданта района чрезвычайного положения заместителя министра внутренних дел РФ Александра Куликова, защитники "Белого дома" после событий 3-4 октября никак себя не проявили. В городе ими не было совершено ни одного нападения на объекты, патрули, посты, ни одного теракта (кроме двух, произошедших 5 октября, когда из проезжавших машин были обстреляны милицейские наряды), также не отмечено и действий снайперов. (Независимая газета, 13 октября 1993 года). Почти официально распространяемые слухи о сотнях боевиков и снайперов оказались еще одной ложью ельцинской "черной пропаганды".

И хотя эти слухи власть сама вынуждена была затем опровергать, никакого стыда за содеянное не чувствовалось. "Главный правозащитник" при Ельцине Сергей Ковалев заявил корреспонденту "Известий", что "противники Ельцина, утверждающие, что он стремится к диктатуре, не преминут воспользоваться вышеназванными фактами". А потому... "вряд ли президент и вообще федеральные органы могут нести прямую ответственность за эксцессы исполнителей-милиционеров" ("Известия", 14 октября 1994 года). Вот так. Открыв плотину для пьяного произвола насильников и убийц в форме, администрация Ельцина умывает руки.

По стране прокатилась волна закрытий неугодных газет, увольнений политически "неблагонадежных" государственных служащих. Ельцин, вопреки собственному указу N 1400, предложил местным органам представительной власти самораспуститься, а те из них, кто не желал следовать этому совету, он ликвидировал сам. Под нажимом Ельцина перестал функционировать Конституционный суд, вынужденный, уступая неприкрытому давлению Ельцина, сместить Валерия Зорькина с поста своего председателя.

Даже некоторые сторонники Ельцина стали ощущать неудобство от чересчур уж топорных действий администрации. Тем более, что от произвола пострадали и многие сторонники Ельцина, в том числе и журналисты "демократических" изданий. Сообщения о нарушениях законности и прав человека стали появляться на страницах даже проельцинских газет. Но эти сообщения могли разве что слегка успокоить совесть их авторов. Творцы государственного переворота продолжали шествовать по пути политического произвола, отбрасывая прочь любые правовые нормы, в том числе и те, святость и незыблемость которых они за мгновение до этого торжественно подтверждали. И те, кто журил их за нарушение прав человека, вовсе не собирался отказывать им в своей поддержке. Ведь что могут значить права человека по сравнению с борьбою за власть и собственность?

Страна готовилась к свободным и демократическим выборам.

Рассказ очевидца
(записала Надежда Бондаренко)

"...Вместе со мной шли еще какие-то незнакомые мне парень и девушка. Мы уходили дворами и наткнулись на группу вооруженных людей в черных масках. Сначала я подумал, что это и есть пресловутые "боевики". Нам велели поднять руки за голову и отвели в переулок, за стоявшие там грузовики. Рядом с этими грузовиками стояли еще люди в военной форме. Тут я услышал в отношении себя такой диалог:

- А с этим что делать?

- Дай ему по шее и отпусти. После этого меня начали избивать. Нет, мне не просто "дали по шее" люди в военной форме, меня избивали долго и упорно, я падал, меня пинали ногами, поднимали за шиворот, снова били... Я опять вставал, пытался уйти, ведь я же слышал, что меня предлагалось "отпустить"... Но меня догнали, и со словами "ты не в ту сторону пошел", стали избивать снова. Потом, когда я уже не мог встать, находился в полубессознательном состоянии, меня кинули в автобус. Кроме меня, туда накидали еще очень много народу. Кидали как попало, люди лежали на мне, я чувствовал, как их тела давят на меня сверху, но пошевелиться не мог. И мне еще повезло, что я оказался в самом низу, потому что людей, оказавшихся сверху, продолжали избивать и в пути...

Нас привезли к какому-то отделению милиции. Номер его я точно назвать не могу. Меня и еще одного парня, находившегося уже в совершенно бессознательном состоянии, кинули на асфальт возле входа в отделение. Мы там лежали долго. Наконец, про нас кто-то вспомнил. Чтобы проверить, живы мы или нет, об нас гасили сигареты. Парню, лежавшему рядом со мной, сожгли сигаретой ухо, потому что он упорно не подавал признаков жизни. Потом оказалось, что он все-таки жив, только отбиты все внутренние органы. Когда мне ткнули сигаретой в лицо, я открыл глаза и увидел перед собой человека в форме с автоматом на шее. Глядя на меня, он равнодушно произнес: "Может, пристрелить его и выбросить?" Я нашел в себе силы приподняться и ответить: "Пристрели, или затащи меня в помещение и не мучай, я уже два часа лежу на голом асфальте". Меня взяли за ноги и волоком затащили в помещение. Тащили, как труп, я головой пересчитал там все ступени. ...Потом, когда все-таки приехала "Скорая", меня пытались таким же образом вытащить из помещения в машину, но тут уже медики воспротивились и заставили работников МВД взять меня как положено - за руки и за ноги.

В больнице сказали, что без медицинской помощи мне оставалось жить полтора часа. Селезенку мне удалили. Что со мной будет дальше - не знаю. В больницу ко мне приходил представитель прокуратуры, требовал с меня подписку, что я не имею претензий к органам. И мне пришлось такую подписку дать, потому что я хочу жить. Взамен они обещали больше меня не трогать. Пока я лежал в больнице, меня и правда не трогали, но потом, когда я выписался и вернулся домой, "органы" своего слова не сдержали... Сейчас меня вызывают зачем-то в прокуратуру, а в случае моей неявки грозятся завести на меня какое-то уголовное дело. Если бы я был уверен, что уголовное дело на меня, действительно, заведут, что я смогу нанять адвоката и защищаться от предъявленных мне обвинений, то я бы туда пошел. Но я уже понял, что законов в России больше нет, что я могу просто исчезнуть бесследно, так как никакого преступления не совершал, судить меня не за что, а живые свидетели не нужны. Поэтому я скрываюсь.

Но я решил: если у людей, которые предадут огласке мою историю, будут неприятности, если "демократы" попытаются обвинить их в клевете, я все-таки приду на суд и буду свидетельствовать истину, чего бы мне это ни стоило".

Интервью с Александром Страховым:
(интервьюер - Андрей Колганов)

"Мы пошли, собирая людей, затем вместе со всеми уже вышли, первую группу уже вывели и отправили на автобусах. Со второй группой были и депутаты. Мы выходили через центральный вход, нам сказали, чтобы мы шли по одному. Я шел первый, со мной шли те же девочка и парень, мы вышли на центральную лестницу. На нижних ступеньках нас остановили, там стояла "Альфа", нам сказали, что сейчас подойдут автобусы и на этих автобусах отправят до ближайшего метро. Длилось это довольно долго. Мы благодарили десантников, которые действительно выстроились в коридор, благодарили их за то, что они повернули пушки, не стреляли, что они действительно предпринимали действия к тому, чтобы прекратить этот расстрел. Это не с чьих-то слов, это я видел сам.

На нижних ступенях мы остановились, туда пустили довольно большое количество репортеров, в том числе и с телекамерами, фотоаппаратами. Прямо напротив, на той стороне набережной, огромное количество, просто море было людей. Там же были танки. Еще больше людей стало на крышах домов. Нам вспомнилось наше прежнее впечатление, что устроили этакий театр, с ложами и балконами.

Я забыл сказать еще об одном эпизоде. Когда мы выходили для переговоров, вдруг стали стрелять с моста по людям, которых там было огромное количество. Они бросались на землю, вставали, бежали, опять стреляли... Это было на мосту. Это было где-то в районе половины пятого, когда стали стрелять по этой толпе. Уже не знаю, в чьих сторонников.

А.К.: А кто стрелял?

А.С.: Войска, я так понимаю. С моста и стреляли. Всегда очень просто отследить откуда стреляют. Стреляют точно с противоположной стороны, нежели куда бежит человек. Там было и слышно, и видно, и было это явно.

Долгое время мы ожидали на нижних ступенях центральной лестницы, пока приедут обещанные автобусы, которые должны были вывезти нас оттуда. Где-то минут сорок - час мы там стояли. Никто там никого не арестовывал, ни депутатов, ни гражданских. Подходил я к руководителям "Альфы" и просил, чтобы вывезли на автобусах, которых там стояло шесть или семь штук, ПАЗики "Альфы", на которых они видимо и приехали. Они отказались это сделать, сказали что это автобусы "Альфы" и они на них никого никуда не повезут, а вот придут те, и вот на тех мы вывезем.

Тут стало темнеть, солнце стало заходить, до темноты оставалось минут пятнадцать-двадцать. День был очень солнечный, мы это видели внутри в темном коридоре, по тому, как пробивалось солнце под дверями. И вдруг опять открыли огонь и стали стрелять. Люди бросились по бокам этой лестницы, за боковые гранитные стенки, укрываться за ними. Стреляли опять со стороны Горбатого мостика. Опять началась активная стрельба.

Пока мы стояли, оглядывались на здание. Часы остановились в 10 час. 03 мин. Этажа четыре, если считать сверху, было охвачено пожаром. И поскольку ветер дул справа, огонь постоянно переносился в следующие и следующие помещения по этим этажам. Оттуда падали стекла, видно было, что там жуткий пожар и его раздувало все больше и больше. Пожар шел уже давно. Первый пожар на шестом этаже удалось потушить, но этот разгорался все больше и больше. В этот момент, минут через пятнадцать после заката, резко спустилась темнота. Учитывая все то, что происходило до этого, уповать на то, что стрелять не будут, не будут стрелять уже прицельно под покровом темноты, было бы абсурдным. Люди бросились по набережной влево, если смотреть на центральный вход - в сторону Центра Международной торговли.

У первого же дома, стоящего влево от Дома Советов, через витрину магазина и через сам этот магазин, то ли ОМОНовцы, то ли десантники, пропустили нас внутрь двора. Там велась беспорядочная стрельба, там же был арестован Бабурин, один из депутатов. Почему я это подчеркнул - потому, что пока мы стояли на лестнице, никого не арестовывали, ни гражданских, ни депутатов, никого. А Бабурина арестовали там, во дворе. Крикнули "Руки за голову!", дали очередь поверх головы и забрали. Людей было много, они стали разбегаться...

А.К.: Много - это примерно сколько?

А.С.: Сотни, по крайней мере сотни три, это уж точно. Кстати, вот этот, назвавшийся представителем профсоюзов ЗИЛ мужчина, ушел под ручку с тремя женщинами в направлении этого же дома задолго до этого, тогда, когда все стояли на лестнице. До этого он все с громкоговорителем бегал и говорил, что вот сейчас прибудут автобусы, но сам затем удалился отдельно с тремя женщинами.

Во дворе люди рассыпались по подъездам, и мы забежали в один из подъездов. Я все время держал эту девочку и парня буквально за руки, и говорил ей, что я не хочу, чтобы твоя мать тебя потеряла в шестнадцать лет. Я одел на нее снятую с убитого каску, она так в этой каске и на переговоры ходила, в ней же была и во дворе. В подъезде сидели мы довольно долго, пытались сначала проситься в квартиры. Ни в одной квартире никто двери не открывал. Понятно, что идти во дворы, под пули, где стреляли без предупреждения, никто, естественно, не хотел. Несколько ребят поднимались на чердак, сказали, что там сидят снайперы, то есть они видели вооруженных людей на чердаке. После этого мы сидели в подъезде на нижних этажах, желая переждать.

Приблизительно через час стали группами по четыре, по пять, по шесть человек выходить из подъезда с тем, чтобы как-то оттуда прорываться. В моей группе было шесть человек, со мной опять была эта девочка, парень, еще мужчина, была пара пожилых супругов, лет по 65, наверное, очень интеллигентного вида, с корзинкой (видимо, что-то брали с собой). Мужчина сильно хромал и когда мы выскочили из подъезда, нам было ясно, что уходить надо разными путями. Мы видели, куда пошла предыдущая группа. Мы пошли в арку вдоль стены дома, вдоль одной арки в следующую, ведущую на улицу, параллельную набережной. Там нарвались на вооруженных десантников, там стрельба была, мы спрятались за колоннами. Там же, за этими колоннами, наткнулись на убитого мужчину, лежащего в луже крови.

Девочка испугалась очень, сначала не могла понять, говорит - кто это, почему он там лежит?... Он что, убит?...

Старики нам сказали - ребята, прорывайтесь сами. Мы старики, нам, наверное, легче будет выйти, не должны, вроде бы по нам стрелять. (Хотя, как впоследствии оказалось, не факт). Мы через другую арку дворами пробирались и в какой-то момент выскочили на угол одного из зданий на открытое место и там у подъезда был очень яркий свет. Услышали крик "Стой! Стреляю!". Мы закричали, что не стреляйте, мы гражданские, без оружия, и заскочили в ближайший подъезд. Поднялись наверх, сначала сидели на лестнице. Понимая, что будут облавы, видя, что и как делается во дворах, мы понимали, что оставаться там бессмыслено, надо что-то придумывать, идти дальше прорываться. Мы даже не пытались обращаться в квартиры, надеялись, что пустят хотя бы девочку, но и ее ни в одну квартиру не пустили, ни в одной квартире не открыли дверь. Она становилась перед глазком, говорила, что мне шестнадцать лет, поймите,мне страшно, на улицах стреляют, на улицах убивают, я даже в комнаты заходить не буду, посижу в прихожей. Ни одна дверь не открылась...

Потом, после долгих переговоров дали, правда, попить - вынесли банку с водой. Еще час-другой спустя нам удалось уговорить мужчину, жившего в этой квартире, чтобы он вышел вместе с нами и со своей собакой, с документами, что он здешний житель. Мы вышли из подъезда. Опять окрик: "Стоять! Стреляю! С собакой - на месте, первый - ко мне!" Я первый пошел, к стене прижали, раздвинули ноги, обыскали, тоже самое сделали со всеми. После этого мы попросили, что нам бы к метро пройти, объяснили, что мы были тут, в подъезде, кругом стреляют, и просили их проводить.

На улице, параллельной набережной, стояли десятки БТРов, огромное количество солдат. Это было уже в районе 11 часов вечера. Мы выбрали такую тактику: просили, чтобы одни военные доводили нас до следующего поста, потому что нам было страшно. Мне не стыдно в этом признаться, мне действительно было страшно - потому, что я видел трупы, видел, что там было, что стреляют по дворам и попасть под эти пули совершенно не хотелось. Выбрали тактику такую, что выходить специально на освещенные места, чтобы было видно, кто идет. Впереди мы ходили с этой девочкой вдвоем, чтобы было видно, что мы идем открыто, что мы гражданские, мы без оружия. В конце концов нам удалось пройти это огромное количество постов, многие из которых были в самых темных закоулках, рядом с многочисленными БМП. В начале 12-го мы вышли к метро "Улица 1905 года". Там улицы как вымерли. Людей практически не было - считанные единицы. Увидев, что эта станция закрыта, мы буквально бегом побежали на "Беговую" и попали в метро где-то в половине 12-го".

(Магнитофонная запись)

Интервью с Сергеем Слойкиным
(интервьюер - Андрей Колганов)

"Со мной шел молодой человек лет 30-35, бывший работник охраны президента, который был в аппарате Баранникова. Он сказал: "Смотри, кто за нами пожаловал. Сам господин Коржаков" (это начальник охраны президента). У нас вытащили документы, построили лицом к стене. Я сел прямо около стены. На меня никак не стали реагировать. "Альфисты" кричали, говорили людям: "Идите домой, не бойтесь! Идите к семьям, домой". Один "альфист" пытался связаться с кем-то по рации, причем нервничал, просил автобусов, "где же автобусы?". И у Коржакова с тем офицером, который нас обещал вывести и вывел, был диалог примерно следующего содержания: "У меня приказ людей в военной форме, боевиков - ликвидировать!" - "А я дал слово офицера!" - "А у меня есть приказ!" - "А у меня - слово офицера! Если вы будете убивать безоружных, унижать казаков, я убью вас первым".

Тут нас отпустили, я подошел к Коржакову и спросил насчет документов, моего паспорта. Куда я пойду без документов? На что Коржаков ответил: "вышлем". Под впечатлением 3-4-го, что бездарно все получилось, у меня было очень негативное отношение к вождям, в частности к Руцкому. Не к Хасбулатову и не к Макашову. Хасбулатова я видел как раз перед этим и вел он себя довольно-таки порядочно, в отличие от некоторых... президентов. Я ему сказал: "Ваше благородие, а Руцкой-то у нас - Иуда". На что я услышал: "Ельцин тоже". Потом Коржаков посмотрел - рядом никого не было. Он побледнел почему-то. У него было лицо человека, который не хочет делать то, что его заставляют. Побледнел и сказал: "Ельцин - нет. Вперед, пошел". Я помню эти слова: "Ельцин - нет. Вперед, пошел".

Когда мы вышли, дом горел. Тут были солдаты, работники милиции. Ко мне подбежал майор милиции, внезапно содрал с меня погоны. Хотел содрать крест за оборону Приднестровья - это награда Союза казаков России. Я психанул, стал кричать на майора. Майор стал отступать назад, начал кричать солдатам и милиционерам: "стреляйте, стреляйте!". Они подошли, опустили автоматы... Тут я увидел своего брата, сидящего на БТРе. Он увидел меня, заплакал и убежал. Всем нам помогли выйти офицеры и солдаты десантники, причем один молодой лейтенант, видно только что из училища, у него катились слезы из глаз, он крестился и говорил, что он военный, что он ни в чем не виноват.

Они вывели нас. Мы долго бродили по дворам, вышли на Пушкинскую площадь, там встретились с "защитниками" Моссовета. Мы стали с ними ругаться, причем они с нами не переругивались, они молчали, а потом предложили выпить. Мы выпили. Они стали нас убеждать, что в здании засели боевики, но мы их не видели. Все время были, но мы их не видели. Ну, это гиблое дело с ними говорить. Бесполезно. Осатаневшая стая.

А.К. К сожалению, на другой стороне тоже такие люди попадаются.

С.С. Да, тоже самое и на нашей стороне попадается. Причем на стороне демократов они до сих пор ищут "агентов КГБ". На этой неделе меня дважды спрашивали, не агент ли я КГБ. А на другой стороне ищут "жидов". И то, и другое - это мифологемы".

(Магнитофонная запись)

Свидетельские показания Румянцева Олега Германовича:

"...Мы долго стояли у главного входа, под гербом. У входа дежурили два маленьких автобуса, но нас туда не сажали. Ребята из "Альфы" что-то выясняли, поглядывая на нас. Один из офицеров сказал: "Жаль ребят, я бы их лучше отвез".

Раздалась команда: "Пошли вперед!" Мы двинулись направо, в сторону ближайшего дома.

Теперь я знаю, зачем им нужна была легенда о снайперах из Белого дома. Чтобы оправдать мясорубку, которую они устроили во дворах и подъездах.

Мы подошли к дому, альфовцы отстали от нас. Из подъезда выскочил омоновец (или милиционер) с автоматом и заорал: "Ложись, сука!" Меня втолкнули в подъезд. Пьяная харя схватила меня за бороду: "Иди сюда, жидовская морда!" Трижды меня ударили лицом об колено. Потом меня обшмонали, денег не было, забрали маленькое радио "Сони". Несколько раз ударили по корпусу, по почкам. Подъезд был сквозной, меня вытолкнули к выходу. Какой-то офицер (по-моему, это был офицер) шепнул мне: "Во дворе стреляют, бегите вон к тому подъезду!" Мы побежали к этому подъезду...

Вбегаем... в подъезд, а там та же картина, тот же ад, только другой круг. Омоновцы бьют двух, почему-то раздетых до пояса, мальчишек. Совсем мальчишки, лет по семнадцать, не больше - защитники Белого дома. Одного так ударили автоматом по ребрам, что хруст костей был слышен.

Меня хватают и бьют несколько раз по яйцам.

Я потом неделю кровью мочился, а в это время Починок (бывший народный депутат России, отказавшийся от своего поста, когда Ельцин объявил о различных материальных и должностных льготах тем, кто отречется от Верховного Совета. Получил должность зам. министра финансов и возглавил комиссию, занимающуюся трудоустройством и выплатой компенсаций тем из бывших депутатов, кто был признан достаточно лояльным к режиму - Авт.) объявил прессе, что я к нему за материальной помощью обратился...

Прикладами нас вытолкали на улицу, во двор. Во дворе действительно стреляли. Непонятно, в кого, но слышны одиночные выстрелы...

Передо мной возник омоновец. Передернул затвор. Представь ситуацию: пьяный человек с автоматом, глаза, в которых нет ничего человеческого, у ног его, чуть сбоку, лежит чей-то труп. "Все, сука, прощайся с жизнью!" - сказал он, подходя ко мне. Два раза плюнул мне в лицо, заорал: "Поворачивайся!" Я повернулся к нему спиной. "На колени!" И - очередь над головой.

Я лежал, не было сил встать. Видел краем глаза: из "моего" подъезда вышел депутат Шашвиашвили; его сбили с ног и стали пинать сапогами. Вышел депутат Фахрутдинов. Как будто с заседания - с портфелем, в галстуке. К нему подскочили омоновцы. Фахрутдинов важно: "Я - депутат независимой республики Татарстан!" - "Ах, ты татарва!..." И со всей силой прикладом в голову... (Фахрутдинов сейчас в больнице, в очень тяжелом состоянии).

Пока били Фахрутдинова, я встал. И побежал - будь, что будет. Вбежал в подъезд, стал звонить во все квартиры подряд. Никто не пускает. В квартирах - люди; слышен лай собак, но никто не пускает...

Я: "Пустите! Нас перестреляют, я - депутат Румянцев!" А мне: "И х... с тобой!" "Так вам и надо" "У меня дети..."

Я перебежал в другой подъезд. Там, на ступеньках, сидели Сажи Умалатова, избитый Шашвиашвили, депутат Саенко и еще какая-то женщина пожилая. Сидим. Входит молодчик. Коротко стриженный, в кроссовках. Пахнет от него водкой и кровью. Посмотрел на нас и ушел.

"Ребята, это наводчик!" - "Уходим".

Мы разделились. Я пошел с этой пожилой женщиной, взяв ее под руку...

И вдруг я вижу - в глубине двора стоит банда. Такие же, как тот парень, наводчик, - стриженые, в кроссовках...

- Вот тут я физически почувствовал - это смерть. Раздался голос из темноты: "Стой! Иди сюда, падла!" Смешок. И опять голос: "Ползи!"

Мы, не сговариваясь, бросились в кусты. Выстрел. Влетели в подъезд, вбежали на второй этаж, позвонили в первую дверь. Она сразу открылась. На пороге - женщина. "Я - депутат Румянцев". - "Мы вас знаем. Входите".

Однокомнатная квартира, семья из трех человек. У них я и отлеживался несколько дней..."

(Новая ежедневная газета. 12 ноября 1993 года)

Анатолий Набатов, художник

Свидетельство очевидца

"По поводу автобусов, которые якобы были поданы покидающим "Белый дом", это полная ложь. Правда, когда я вышел, сказали, что было два автобуса. Одних увезли пить кофе, других в Лефортово. Нас скопилось около полутора тысяч человек на пандусе перед посольским подъездом. Мы стояли долго. "Альфа" нас охраняла от назойливых милиционеров, которые норовили поиздеваться. Искали у нас только оружие.

После затишья снова началась стрельба. Методично обстреливали сначала верхние этажи, потом очереди спускались все ниже и ниже, пока не начали поливать первый. Тогда "Альфа" взяла на себя ответственность и вывела всю толпу к жилым домам рядом с "Белым домом". Они, "альфовцы", и сами не знали, что происходит. Им ведь обещали автобусы, а они - нам. Они поняли, что их самих подставили. В общем, вывели нас к домам и отпустили на волю божию. Но кошмар продолжался и тут.

Вся наша толпа, рассредоточившись на группы или поодиночке, стала просачиваться к станции метро "Улица 1905 года". Мы не знали тогда, что она закрыта. А впереди множество патрулей, пьяного вдрызг ОМОНа, убежденного, что перед ним - "коммуняки".

Сначала послышались одиночные выстрелы и очереди, потом все чаще и чаще. Выстрел - вскрик - тишина. Стреляли даже по теням. Мы пробирались вдоль стен и кустов. Встал с группой у одной стены, прислушиваясь. Здесь я узнал Ю.М.Воронина - заместителя Хасбулатова. Я еще подивился, как его выпустили. Там же были Лидия Шиповалова и еще ряд депутатов. Впереди кого-то избивали. Пробежала женщина с криком: "Там убивают всех молодых!" Выстрелы все ближе, ближе. Я ткнулся в один подъезд - закрыто, в другой - слава богу, открыто. Вдогонку - выстрелы.

К сожалению, не могу назвать людей, спасших меня, - к чему им неприятности? Удивительно, что еще находились люди, в такое время открывающие двери. А таких, как я, в этой квартире было уже шестеро."

(Правда. 21 декабря 1993 года)

Лев Бруни, Алексей Зуйченко

"...Нарушения оставленной президентом в неприкосновенности части Конституции происходят практически повсеместно. Роспуск московских районных Советов, роспуск городского Совета, задержания и унижение депутатов этих Советов стали, похоже, за два дня обыденными фактами нашей жизни. Противоправные действия уже демократических и безоружных, но боевиков, называемых народной дружиной, воспринимаются обществом, как то ли необходимые издержки победы, то ли как торжество справедливости. Не испытывая ни малейшей любви к Советам, ни тем более к коммунистам, мы спрашиваем: по какому закону?

Мэр Лужков заявляет о том, что необходимо очистить Москву от мафии, а вместе с ней и от всех людей без прописки, и собирается использовать с этой целью ЧП, которое хотел бы продлить на неопределенное время. Обыватель одобрит и оценит. Но неужели власти собираются идти на выборы в условиях ЧП? Предвыборная кампания ведь уже началась... Непрерывные декларации о защите законности и правопорядка в будущем не смогут прикрыть полнейшего произвола сегодняшних дней.

Но тоталитарное сознание, тщательно изживаемое обществом в течение нескольких лет, вновь овладевает массами. Снова принцип "революционной целесообразности" начинает брать верх. Порой кажется, что большинство людей, которых еще со времен застоя мы привыкли считать совестью нации - творческая интеллигенция, публицисты-диссиденты, писатели-шестидесятники, - объединились в едином порыве ненависти и того и гляди пойдут стройными рядами вокруг здания суда с плакатами "Расстрелять как поганых псов".

(Сегодня, 7 октября 1993)

Марина Лебедева

"Житель Москвы Михаил Баринов во время вильнюсских событий организовал сбор крови и лично доставил ее в Вильнюс. В августе 1991-го стал одним из организаторов живого кольца у Белого Дома. В 1993-м прибыл к Моссовету по призыву Гайдара, получил задание от штаба ДНД следовать 4 октября к Белому дому. Оттуда доложить ситуацию и сообщить о необходимости подкрепления. На нем был бронежилет, он также захватил с собой противогаз, пневматический пистолет и бумагу, подписанную заместителем командира штаба Монаковым. До прихода "Альфы" находился у Белого дома. Потом у мэрии, помогал выносить раненых.

12 октября Михаил позвонил из больницы и рассказал, что произошло с ним в тот день 4 октября:

- Около 7 вечера я решил вернуться в штаб на Тверскую, но был остановлен военным патрулем в ста метрах от пересечения Садового кольца и Нового Арбата. Как и положено в таких случаях, заложил руки за голову и сказал, что в кармане у меня документ, подтверждающий мое право находиться здесь. Меня завели за кусты, повалили и стали избивать. Потом надели наручники и бросили в автозак. Туда же закинули еще 18 человек. Долго, более двух часов возили по Москве, пытаясь сдать в какое-либо отделение милиции.

Наконец, около 10 часов вечера доставили в 119-е отделение милиции в Крылатском. Когда мы выпрыгивали из машины, каждого избивали по очереди. Потом поднимали за волосы. В глазах милиционеров была злоба.

В отделении проверили карманы, сорвали золотую цепочку, потом долго не могли сорвать кольцо - руки отекли от наручников, - и снова били. Сломали нос и два ребра. Я просил разрешения позвонить домой, только сказать, что жив. Не дали. Предложил сотрудникам позвонить Льву Пономареву, Геннадию Бурбулису, но никто меня не слушал.

К утру мне стало плохо, вызвали "скорую", так я очутился в больнице.

О подробностях и статистике подобных историй говорить рано. "Мемориал" только начал собирать информацию. Но и сейчас уже ясно: подобные случаи не исключение..."

(Известия, 14 октября 1993)

Борис Глебов

"16 октября в дверь квартиры, где проживает Владимир Клебанов, позвонили. На вопрос: "Кто там?" - ответили классически: "Откройте, вам телеграмма".

Владимир Александрович подумал, что пришло очередное приглашение от президента Ельцина на заседание Конституционного совещания. Последнюю телеграмму от Бориса Николаевича Клебанову приносили 23 сентября.

Но это было отнюдь не приглашение в Кремль. В квартиру ворвались трое курсантов Орловского высшего училища МВД РФ, вооруженные автоматами, в касках и бронежилетах. Автоматчиков сопровождали два офицера милиции: капитан Михаил Дубинин и лейтенант Вячеслав Кудинов.

Биографическая справка: Клебанов Владимир Александрович - организатор первого независимого профсоюза шахтеров в СССР. Профсоюз был создан в 60-е годы в Донбассе. В сентябре 1968 года сразу после ареста и осуждения Клебанова профсоюз разогнали... Отсидел в общей сложности около 20 лет. За освобождение Владимира Александровича выступали Маргарет Тэтчер, Рональд Рейган, Франсуа Миттеран и председатель АФТ-КПП Керкленд. На Западе Клебанова именуют "русским Валенсой".

Выйдя из заключения в 1987 году и добившись реабилитации, Владимир Александрович вновь принялся за свое - организовал независимый рабочий профсоюз, в рядах которого состоит сегодня не менее 130 тысяч членов. В июне 1993 года Клебанова пригласили для участия в Конституционном совещании.

Сотрудники МВД, вломившиеся к Клебанову 16 октября, отвезли профсоюзного лидера не в Кремль, а в 58-е отделение милиции. В "околотке" Владимиру Александровичу наконец объяснили причину ареста. Ему было предъявлено обвинение в незаконном проживании в Москве, за что полагается депортация к месту постоянного жительства.

Наказание суровое, особенно, если учесть, что места постоянного жительства у Клебанова нет, ибо родился он в Борисове (Белоруссия), осужден в Донецке (Украина), а освобожден из-под стражи в Ташкенте (Узбекистан). Соответственно нет у Владимира Александровича и никакой прописки в паспорте... Когда Клебанов обратил внимание работников милиции, что он - участник Конституционного совещания и предъявил удостоверение за N 0649 и пропуск в Кремль, ему объяснили, что удостоверение недействительно, потому как по указу Ельцина все законы в России не действуют, а Конституционное совещание упразднено Указом N 1400, и депутаты парламента разогнаны - "все они были жиды". "Вы с ними из одной компании, вас бы надо депортировать в Тель-Авив".

После этого Клебанова стали жестоко избивать. А вдоволь "поразмявшись", милиционеры кинули Владимира Александровича в КПЗ, где уже находилось не менее 20 человек и где невозможно было даже присесть.

Ночью 16 октября Клебанова под усиленным конвоем автоматчиков повезли в Бабушкинский медвытрезвитель (ул. Искры, 17), один из корпусов которого был полностью отведен под задержанных во время чрезвычайного положения в Москве.

В вытрезвителе его сфотографировали в профиль и анфас. Затем начали возить по московсим "спецраспределителям", пытясь "устроить", как ему сказали, надолго, но потом вновь вернулись с ним в Бабушкинский вытрезвитель. Его поместили в камеру, где находились все, кто хоть как-то внешне напоминал граждан "кавказской" национальности (в камере сидели даже граждане Афганистана и Индии, задержанные, видимо, за смуглый цвет кожи).

Эпопея Клебанова завершилась тем, что сотрудники вытрезвителя выставили его из заведения. Было это в 21.00 17 октября. Перед освобождением Клебанову намекнули, что расставание будет недолгим, и ему пора вспомнить о тюремной камере, которая по нему давно скучает..."

(Общая газета. 29 октября-4 ноября 1993 года)

Юрий Борисов, кинорежиссер

"Угол Рочдельской и Николаева. В будке таксофона насчитал одиннадцать пулевых отверстий. Аккуратненькие такие дырочки. Одна прямо в аппарате, чуть ниже диска. Специально считал, прикидывая их места на своем теле, ибо вчера на этом месте, собравшись позвонить в редакцию, я чудом успел втереться мордой в асфальт, до того как будку надо мной расстреляли из бронетранспортера. Штукатурка угла дома в решето. Все, что видел тогда - асфальт. Все, что слышал - стрельбу и собственный голос, пульсирующий в висках: "Отче наш"...

Магазины первого этажа разграблены так, будто Мамай прошел. Менеджер итальянского модного салона, небритый и сыто лоснящийся грузин, грустно выдохнул, что вчера, с первыми выстрелами толпа зевак рванулась в оконные ниши и, выдавив пуленепробиваемое стекло, битком забила магазин. А когда все ушли, остались только полутораметровые акустические колонки... Остальное унесли на "сувениры". Даже початую пачку стирального порошка из туалета. Тяжело видеть разор и запустение когда-то любовно и со вкусом оформленного магазина...

...Большой "дальнобойный" трейлер прямо передо мной перегораживает дорогу от парапета до газона. Дверцы прицепа распахнулись. Трое парней, вскочив внутрь, стали быстро-быстро, как в ускоренной съемке, скидывать вниз небольшие и, видно, легкие коробки. Снизу толпа молодежи, человек восемьдесят-сто, хватали их по две-три - и с той же скоростью разбегались. Секунды буквально. Понял, что грабят, только дрогнув от неожиданного выстрела. Солдаты, рассекая толпу, свинтили десяток грабителей и ставят их лицом к борту того же грузовика...

...Протолкался к командиру, который, отснявшись в СиЭнЭн, соблаговолил дать интервью менее престижной печатной прессе. Старлей А.К.Шепунов из Владимирского ОМОНа. Крепкий, знающий себе цену русак со стальными глазами и жестким, на удивление чисто выбритым подбородком. Пояснил:

- Это, вероятно, заранее организованная группа. Надеялись на крупную поживу, а в контейнере печенье. Вчера вот тот борт потрошили, - показал он пальцем, перекинув в левую руку укороченный Калашников, на гофрированный 40-футовый морской контейнер с надписью CHOYNC. - Так там было что уносить: ксероксы, факсы, телефоны... Пока сообщили, пока добежали... половину уже унесли. И что самое интересное - под пулями. Грабят много. В основном допризывная молодежь и бомжи".

(Солидарность, N 23, 1993)

4.2. Жертвы

До наиболее кровавых событий 3-4 октября жертв с обеих сторон почти не было. Было двое погибших при неясных обстоятельствах и неизвестно, от чьих рук, в ночь с 23 на 24 сентября. Был офицер милиции, погибший от неосторожных действий своих же коллег при разборке баррикады вечером 28 сентября. Ходили слухи о погибших в столкновениях на Смоленской площади 2 октября, но они не были подтверждены.

Были ли жертвы в результате столкновений демонстрантов с милицией 3 октября? Вероятно, да, хотя точное число их с обеих сторон неизвестно, поскольку публиковавшиеся данные не выделяют погибших именно во время демонстрации. Кроме того, данные сообщались по ведомственному признаку - отдельно данные о погибших сотрудниках милиции, отдельно - о военнослужащих внутренних войск и т.д., причем эти сведения приводились за разные периоды времени. Нам известно об одном сотруднике милиции, который получил, вероятно, смертельные травмы, попав между маневрировавшими автомобилями милиции или внутренних войск. Некоторые демонстранты также угодили под эти автомобили. Один из них лишился ноги. Раненых с обеих сторон было немало - они насчитывались десятками.

При прорыве блокады Дома Советов один демонстрант в результате нанесенных ему при этом побоев через несколько часов скончался. Несколько человек получили огнестрельные ранения в результате обстрела демонстрантов со стороны мэрии.

О жертвах при штурме мэрии сообщаются противоречивые сведения. Каждая сторона сообщает об убитых в своих рядах. Судя по этим сообщениям, число убитых с каждой из сторон вряд ли было более 3-4 человек, однако надежных подтверждений этому нет.

Основная часть жертв 3 октября приходится на события у телецентра в Останкино. Со стороны оборонявших телецентр только один погибший - боец отряда спецназа "Витязь". Кроме того, внутри телецентра при неясных обстоятельствах был застрелен телевизионный инженер. Число убитых демонстрантов и бойцов вооруженной группы, возглавлявшейся генералом Макашовым, точно неизвестно. Известно лишь общее число погибших, доставленных в московские морги и больницы с вечера 3 октября до полудня 4-го - 66 человек. Поскольку в других стычках днем, вечером и ночью 3 октября погибло не более 10-15 человек, можно достаточно уверенно оценить количество убитых в Останкино примерно в 50 человек. Это подтверждается данными регистрации службы "скорой помощи", согласно которым из района Останкино было доставлено 43 убитых. Кроме того, более 50 человек получили тяжелые огнестрельные ранения и им были сделаны хирургические операции.

Подавляющее большинство убитых и раненых в Останкино - безоружные демонстранты, расстрелянные перекрестным огнем из автоматов и тяжелых пулеметов. Ни о каком заранее запланированном штурме, совершенном подготовленными военизированными группами, в данном случае говорить не приходится. Об этом говорит хотя бы соотношение убитых и раненых. При любой военной операции число раненых в несколько раз превышает число убитых, здесь же их количество примерно одинаково. В Останкино хладнокровно уничтожали людей, не имевших никаких возможностей для сопротивления и даже для пассивной защиты. Именно этим объясняется необычно высокий удельный вес убитых в общем числе жертв.

Утром 4 октября значительное число людей, практически полностью безоружных, было расстреляно у баррикад вокруг Дома Советов и на площади Свободной России. Корреспонденты, успевшие побывать у Дома Советов сразу после штурма, оценивают число трупов вокруг здания примерно в 20-30 человек, большая часть из них лежала в районе Горбатого мостика, где была главная баррикада защитников Дома Советов.

О числе погибших внутри Дома Советов нет никаких надежных сведений. Если общий список погибших, включая и тех, кто погиб вокруг Дома Советов, составлял поначалу чуть больше 130 человек, то после обнародования официальных данных о погибших внутри Дома Советов - 42 человека - этот общий список увеличился почему-то только до 143 человек. Думается, можно поверить полуофициальным сведениям, что никто не был озабочен учетом числа погибших в Доме Советов и установлением их личности. Неопознанные трупы доставлялись в морги и смешивались там с трупами, ранее доставленными из окрестностей Дома Советов и из других мест, главным образом из Останкино.

Некоторое количество людей погибло в толпе, собравшейся посмотреть на штурм "Белого дома". Большинство из них попало под шальные пули или осколки от шквального огня, который вели штурмующие. Некоторые погибли от выстрелов снайперов. Судя по радиопереговорам штурмующих войск, они засекли троих или четверых снайперов, которых можно было отнести к сторонникам Верховного Совета. Эти стрелки вели огонь по войскам. В тоже время вокруг Дома Советов занимало позиции большое число снайперов, ведших обстрел здания парламента. Утверждают, что эти снайперы нередко стреляли по любым целям, попадавшим в их оптические прицелы, в том числе по толпе зрителей и даже по своим войскам. Факт провокационной стрельбы по своим подтверждается многочисленными свидетельствами.

Немалое число людей было убито после капитуляции Дома Советов. Это были случайные жертвы стрельбы, открывавшейся милицией, ОМОНом и внутренними войсками в вечерней темноте "на всякий случай". Это были жертвы расстрелов, проводившихся опьяненными водкой и вседозволенностью "победителями". Расстреливали, как правило, тех, кто пытался сопротивляться избиениям, или слишком походил на бойца, участвовавшего в вооруженной защите Дома Советов. Огромное количество людей было зверски избито по пути из Дома Советов или в отделениях милиции.

Если верить официальным сообщениям о числе погибших, то всего 4 октября и позднее погибло 77 человек: из общего числа погибших - 143 человека - вычитаем 66 человек, погибших 3 октября и в ночь с 3-го на 4-е. Вычтем из этой цифры 28 погибших (по официальным данным) военнослужащих и сотрудников МВД ... И дальнейшие арифметические действия становятся бессмысленными. Ведь в общий список погибших включена только часть военнослужащих и сотрудников МВД - те, кто был доставлен в московские морги и больницы, так что любые дальнейшие подсчеты становятся заведомо неточными. В ряде источников число в 66 погибших определяется как число погибших не только 3 октября, но и 4 октября, при штурме Дома Советов (это те, кого доставили в морги и больницы в течение дня 4 октября - т.е., скорее всего, это в основном зрители, находившиеся вне кольца штурмующих войск) - по данным газеты "Сегодня" (07.10.93).

Эта путаница до сих пор не прекращена - детального и подробного официального сообщения о погибших не было сделано даже в январе 1994 года, когда была окончена эта книга, и даже в августе 1994, когда готовилось 2-е издание.

Однако и этот взгляд на цифры достаточен, чтобы понять, что в оставшееся число - 77 погибших - никак не удается вместить и погибших военнослужащих, и 43 погибших (по официальным же данным!) внутри Дома Советов и убитых на баррикадах вокруг Дома Советов перед штурмом (которые не могли попасть в число убитых в 66 человек, ибо днем 4 октября еще не были доставлены в морги). Кроме того, в этот же общий список включены 29 официально зарегистрированных убитых в ночь с 4-го на 5-е октября (Независимая газета. 07.10.93), среди которых в основном жертвы пьяного произвола ОМОНА, использовавшего чрезвычайное положение для безнаказанной стрельбы по живым мишеням, главным образом, по вышедшим из "Белого Дома".

На следующий день можно стало подсчитать число людей, которым "повезло" - пули ОМОНовцев не поразили их насмерть и они отлеживались в темноте, надеясь, что их примут за убитых, или, несмотря на ранение, смогли самостоятельно скрыться от патрулей, несущих смерть. Днем 5 октября в больницы попало 107 человек с огнестрельными ранениями!

В настоящее время общий список погибших вместе с умершими от ран и дополнительно опознанными достиг 162 человек. Но в полноте этого списка нет никакой уверенности, как в силу массы неувязок в официальных сообщениях, так и в силу того, что остаются неразвеянными серьезные подозрения в массовом уничтожении трупов погибших (см., например, сообщение членов "Мемориала" Евгения Юрченко и Виктора Когана-Ясного в "Новой ежедневной газете" 5 апреля 1994 года).

"Демократы", сплотившиеся вокруг Ельцина, по-прежнему именующего себя Президентом России, победили в тяжелой схватке с Конституцией, законностью, представительной и судебной властью. Они смогли также победить и остатки гуманизма в собственной душе. "Демократическая интеллигенция", в числе которой немало действительно талантливых деятелей науки и культуры, открыто призывала 4 и 5 октября к физической расправе со своими политическими противниками, к закрытию без суда неугодных газет, к запрету - также без суда - неугодных политических партий и общественных организаций. Неудивительно, что в такой атмосфере было проявлено полное пренебрежение к жертвам кровавой расправы над сторонниками парламента. Никакой официальной комиссии по установлению числа жертв и по выяснению их имен создано не было, а все попытки ряда журналистов обратить внимание властей на эту проблему остаются без ответа.

Интервью с Сергеем Слойкиным (интервьюер - Андрей Колганов)

А.К. Очень много разговоров и очень много неясностей есть с количеством жертв при штурме Дома Советов. Что вы могли бы сказать об этом?

С.С. Точная цифра неизвестна и станет известна еще очень нескоро. Многие были расстреляны в ночь с 4-го на 5-е, да и в течение всего чрезвычайного положения.

А.К. Насколько мне известны официальные данные, в ночь с 4-го на 5-е было убито 29 человек, а 107 было доставлено в больницы с огнестрельными ранениями.

А сами вы могли бы оценить число людей, которые погибли непосредственно при штурме?

С.С При мне было убито около 20 человек. Я потом специально подсчитывал.

А.К. То есть непосредственно на ваших глазах, и только на одном участке обороны?

С.С. Да.

(Магнитофонная запись)

Павел Кольцов

Рассказывает оператор съемочной группы телепрограммы "ЭКС" Николай Николаев:

"...Морг был переполнен. Трупы лежали вповалку на носилках: валетом, друг на друге. Было много трупов с совершенно обезображенными лицами, на которые были накинуты полотенца...

Неожиданно появился сотрудник прокуратуры, который буквально набросился на нас: "Кто такие? Что за съемки? Ничего не знаю! Давайте выключайте ваши камеры!"

И все-таки нам удалось снять, как подъехавший к моргу закрытый фургон, в котором могут и продукты и что угодно возить - в нем были какие-то деревянные ячеечки, - стали подвозить трупы, упакованные в полиэтиленовые мешки. Те самые мешки, о которых до сих пор говорят. Трупы начали укладывать в фургон. Мы естественно поинтересовались, что это за фургоны и куда они потом поедут. От нас отмахивались. Потом кто-то сказал, что вообще-то в морге 16-18 человек из Белого дома, а эти трупы в полиэтиленовых мешках не имеют никакого отношения к погибшим..."

(Независимая газета, 10 ноября 1993 г.)

(Программа "ЭКС" с видеоматериалами из морга была снята руководством Российского телевидения с эфира. Позднее часть этих материалов удалось показать в информационной программе НТВ по Санкт-Петербургскому каналу - Авт.).

Андрей Байдужий

"...О числе жертв внутри Белого дома. Сегодня можно с уверенностью сказать, что версия о сотнях и тем более тысячах трупов внутри него не подтверждается. Даже если предположить, что каким-то образом их все же удалось бы незаметно вывезти из центра Москвы и захоронить, или уничтожить, то спустя некоторое время отделения милиции оказались бы буквально завалены заявлениями родственников о розыске людей, пропавших в начале октября...

Однако разрешение части вопросов не означает, что вокруг числа погибших в здании Верховного Совета сняты все белые пятна. Так, до сих пор отсутствует не только сколько-нибудь полный список убитых внутри Белого дома, но не установлены личности хотя бы некоторых из них. По официальной версии, доставленные в морг НИИ скорой помощи тела погибших в доме на Краснопресненской в общей неразберихе были смешаны с трупами убитых в его окрестностях, а также в Останкино, и установить, откуда прибыли конкретные тела, сегодня уже невозможно...

Кроме того, по признаниям очевидцев, все 43 погибших внутри Белого дома были обнаружены только на первых двух его этажах. Ни одного трупа с верхней части здания, по которой, как известно, велся танковый обстрел, вынесено не было".

(Независимая газета, 18 ноября 1993 года)

Валерий Рогов

"...Это страшное место как бы загон - задние стены трех административных бараков стадиона "Красная Пресня". Глухое пространство примерно в сорок квадратных метров. Но это - и проход к бассейну, выложенному голубой плиткой. Она полиняла ко дню поминовения.

Расстреливали омоновцы. Убитых отволакивали к бассейну, метров за двадцать, и сбрасывали туда. Об этом говорит женщина, которая всю ночь в безумном испуге пролежала под одной из частных машин, припаркованных напротив бассейна. Женщине лет пятьдесят. Она в куртке пепельного цвета, на голове - черный берет. Лицо, как и куртка, пепельное, изможденное - от бессонницы, душевных мук. В глазах - неисчезнувший страх.

Две интеллигентные дамы из дома напротив рассказывают, что расстреливать начали в сумерки 4 октября, и эта кровавая вакханалия продолжалась всю ночь. Говорят потрясенно: каковы бы ни были наши взгляды до этого дня и последовавшей ночи, но то, что случилось, чудовищно, и все мы теперь абсолютно беззащитны перед властным произволом.

Кстати, о том, что "плохо спится после штурма", писала газета "Труд" (7.10.93). Многие из тех, кто живет недалеко от Дома Советов, просыпались "от звуков автоматных очередей". В те же дни другие газеты сообщали (в частности, "Независимая газета", 6.10.93), что на стадион "Красная Пресня", который в ста метрах от Дома Советов, согнали до 600 "пленных". "Победители" молчат: ни опровергая факты, ни подтверждая их...

Те из пленных, кто уцелел, рассказывают: для омоновцев привезли на стадион ящики с водкой - "Столичной", в литровых бутылках. Они употребляли ее без ограничений. Пленные оказались как бы безымянными: если у кого и были с собой документы, то их отбирали. Когда отфильтрованных вели к низким административным корпусам, судя по всему, они не подозревали, что их ведут на расстрел...

Расстреливали, как ясно теперь, только рядовых защитников Дома Советов. Тех, чья смерть не возмутит "международную общественность". Осатаневшие победители, конечно же, в первую очередь расстреляли бы не сдавшихся депутатов, оппозиционных журналистов, всех, кто способен собрать воедино картину и указать на инфернальный смысл происходящего. Не решились. Однако и депутатов, и журналистов, и всех других непокорных зверски избивали.

Но самое страшное, по-моему, то, что в верхах были такие, которые требовали пойти на все. Были и остаются.

Меня потрясло выступление в Элисте Президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова. Он вместе с Президентом Ингушетии Русланом Аушевым пытался остановить кровавую бойню. В 15.00 4 октября они прорвались в Кремль на совещание субъектов Российской Федерации. Прямо из осажденного, расстреливаемого из танковых орудий "Белого дома". Они призвали к примирению и милосердию. Цитирую дальше по газете "Советская Калмыкия" (9.10.93): "На что руководители России сказали, что их вообще нужно уничтожить, стереть с лица земли. Потом вскочил Борис Немцов, губернатор Нижнего Новгорода: "Давите, давите, Виктор Степанович (Черномырдин, премьер-министр РФ - Авт.), времени нет. Уничтожайте их!" И другие губернаторы регионов начали говорить: надо их уничтожить, всех расстрелять".

...Я закурил, отойдя к железной решетке забора. Очутился рядом с высоким спортивно-молодым мужчиной, которого назвал бы парнем, если бы не девочка лет шести, в белой шубке, очень на него похожая, которую он крепко держал за руку.

Мы некоторое время курили, молча глядя на расстрельную стену напротив с алыми пятнами гвоздик в пулевых отверстиях. А потом, почему-то на "ты", я спросил его:

- Ты не знаешь, кого все-таки здесь расстреливали?

- Знаю, - твердо ответил он, взглянув на меня испытующе. - Я был здесь в ту ночь.

- Ты из защитников?

- Да. Нас взяли на втором этаже Дома Советов. Пригнали на стадион. - И он замолчал.

- Ну... И кого же расстреливали?

- Расстреливали тех, кто говорил им в лицо: "Сволочи"! Или отказывался держать руки на затылке. Избивали и тащили вот сюда. В общем, - добавил сумрачно, - всех тех, кто им не нравился. У них ведь был приказ на уничтожение.

- Могли и тебя?

- А что я для них - ценность? - В его голосе металлически зазвучала дрожь. - Разве не тот же "совок"? Не "красно-коричневый"? Впрочем, теперь они нас называют проще - чернь. Которую не жалко и уничтожить. - Глухо заключил: - Уцелел чудом."

(Правда. 23 декабря 1993 года)