|
Вечером 3 октября, когда в Москве горели верхние этажи Дома Советов, когда по его окнам стреляли осколочными и термитными снарядами продажные "защитнички", когда те, кто остался в Доме Советов в живых, выбросив белый флаг, шли по щиколотку в крови погибших и раненых друзей, здесь, в Челябинске, на Алом поле, вопреки строжайшему запрету российского пиночета и послушных местных властей, мы провели часовой митинг. Сам глава города Челябинска Вячеслав Тарасов звонил нам в Комитет по защите Конституции и просил отменить митинг. Мы не сдавались. Успели передать по радио, что информационную встречу о событиях, происходящих в Москве, проводим на площади Революции, сбор у ТЮЗа в 18 часов. Единственное, в чем мы уступили властям: перенесли митинг с площади Революции на Алое поле. И мы его провели, несмотря на угрозу ареста! Напрасно пару месяцев спустя известный кинорежиссер Станислав Говорухин в одном из своих предвыборных выступлений упрекнул россиян: "В октябре Россию и ее лучших сынов расстреляли, но ни в Москве, ни в провинции никто не вышел с протестом против этого злодеяния". У нас в Челябинске, как, думается, и в других городах, люди вышли на улицы и площади. Более ста человек собрались хмурым октябрьским вечером возле ТЮЗа и организованно прошли на Алое поле. Здесь, перед памятником Ильичу, читали стихи, только что написанные, произносили короткие речи, в которых гневно клеймили позором жестокого палача Ельцина и его холуев-прислужников. Мы были окружены плотным кольцом милиции, но никто из них не посмел прервать ораторов и разогнать наш траурный митинг. В своем страстном заявлении Галина Фоменко, председатель клуба друзей "Правды" и "Советской России", заявила: "От этого чудовищного преступления еще содрогнется наша земля русская. Будьте трижды прокляты, убийца Ельцин и те, кто ему помогал расстреливать ни в чем не повинных людей!" После митинга по Российскому телевидению передали, что в Челябинске коммуно-фашисты провели несанкционированный митинг и что его организаторы уже арестованы. При этом назвали мою фамилию. Мы, организаторы митинга, находились в квартире Галины Фоменко, пили чай и громко обсуждали только что происшедшее. Прослушав информацию о нашем митинге и моем аресте, Галина Георгиевна не выдержала: – Вот врут, негодяи! - А может быть, завтра арестуют, - предположил Борис Мочалов. - На всякий случай, поедем ко мне ночевать... Но меня не арестовали ни завтра, ни послезавтра. Даже не вызывали в прокуратуру. А сообщение об аресте, думается, передали для острастки других: пусть боятся! В тот стылый октябрьский вечер над Россией опускалась мрачная тень фашизма. Но те люди, которые, несмотря на запрет, пришли на митинг, у которых крепко сжимались кулаки, когда они узнавали о кровавых преступлениях наемников Сатаны, и многочисленные их единомышленники в конце концов не дали этой тени превратиться в сплошную зловещую ночь. Спустя девять дней после расстрела, по православному обычаю, тысячи челябинцев собрались возле здания областного Совета. Построились в колонны по четыре человека, затем по площади Революции и тротуару улицы имени Цвиллинга прошли к Вечному огню, чтобы почтить память павших. Это был самый мощный за десять лет митинг. В руках многих из собравшихся были горящие свечи. У меня сохранились фотоснимки того события, они до сих пор впечатляют. Выходит, простые труженики не испугались ельцинизма, они-то и не допустили его. Именно в те дни я написал стихотворение "Живу в России", которое в то время нигде не могло быть опубликовано. Размножив на ксероксе, я сам объездил многие автобусные и троллейбусные остановки и расклеил на столбах. Десятки листовок-стихов расклеил в подземном переходе на площади Революции. Они еще несколько недель висели там, где я их приклеил, свидетельствуя о том, что люди, не смирившиеся с мракобесием, были, есть и будут всегда. Мне хотелось хоть как-то вселить в своих земляков уверенность, вызвать в них надежду и боевой дух. Я приведу эти строки, написанные по горячим следам октябрьских событий. ЖИВУ В РОССИИ И снова мрак,
Живу в России,
Но в холопско-барской,
А жизнь идет.
Да, после октября девяносто третьего уже не оставалось никаких надежд на возрождение нашей великой Родины - Советского Союза, мы уже жили в совершенно другой стране - не в нашей, а в их, словно под пятой оккупантов. По крайней мере, в первые месяцы именно такое ощущение я переживал. Мы встречались, общались, даже вместе с друзьями ездили на заготовку капусты (надо было как-то выживать в предстоящую зиму!), но говорить не хотелось, во время поездки больше молчали. Наши глаза были полны скорби, гнева и обиды. Именно таким запомнился мне октябрь девяносто третьего до самых его последних дней. Но мы все-таки жили и уже этим не смирились с тем, что нам навязывал Ельцин. Хорошо помню первое собрание коммунистов Курчатовского района после всех описанных событий. Обычно мы собирались по средам, в красном уголке ЖЭУ-23. Пришли в очередную среду, а ЖЭУ закрыто. В красном уголке, как объяснили нам, - строительные материалы. Нам дали понять, что больше нас сюда не пустят. Мы перешли за ограду соседнего детского садика. Закрапал дождь. Укрылись под навесом, под ним и провели первое после расстрела собрание. Обсудили ситуацию, решили не сдаваться, не распускать парторганизацию, а напротив, сплотиться как можно теснее. Когда узнали, что один из членов бюро (полковник запаса, бывший преподаватель военного автомобильного училища), без ведома товарищей, боясь ареста, сжег ведомости по уплате партвзносов, мы возмутились, потребовали от него отчета: "Почему это сделали без нашего согласия?" Мы решили привлечь его к партийной ответственности за трусость и малодушие. Полковник больше не появился на наших собраниях. Никто об этом не сожалел... Так вели себя истинные коммунисты и патриоты в ту тревожную расстрелянную осень. Мы продолжали жить, отстаивать свои права, бороться за свою судьбу и судьбу тех, кто шел нам на смену. г. Челябинск.
|
| В оглавление | В оглавление |
Октябрьское восстание 1993 года 1993.sovnarkom.ru |
|